– А вы почему не ловили? Вас же тут,дармоедов, целая толпа! – рявкнул Соловей.

Джинн горячо залопотал что-то невнятное, изчего Таня заключила, что им, бедолагам, помешали роковые обстоятельства,которых он, Махмуд ибн Юсуф ибн кто-то там, еще не придумал.

– Но драконов же удержала Грааль Гардарика! – с надеждой сказала Таня.

– Ураган снес Грааль Гардарику еще нарассвете. Иначе он вообще не ворвался бы на Буян! Не думаю, что Сарданапалвосстановит ее раньше вечера. Где к тому времени будут драконы, предсказыватьне берусь, – отвечал Соловей.

В его голосе была непривычная горечь. Плоскоежелтоватое лицо казалось вылепленным из мятой бумаги.

– А если догнать? – сгоряча вызваласьТаня.

Соловей усмехнулся и ничего не ответил,позволив ей самой осмыслить всю наивность затеи.

Драконы, особенно испуганные или разозленные,летят вдвое быстрее любого контрабаса, не говоря уже о пылесосах, метлах ипрочем мусороуборочном инвентаре. Драконюх же неспособен был даже внятнообъяснить, в какую сторону они полетели. Ему вообще показалось, что в разные,хотя потом все почти наверняка сбились в стаю.

– Я все равно полечу! Вдруг повезет! Драконымогут носиться над Буяном кругами! – упрямо заявила Таня.

– Не сейчас! – отрезал Соловей. –Только попробуй не послушаться – узнаешь, что такое штопорный свист! Одназакрученная струна от твоего контрабаса, думаю, все же останется.

Таня усомнилась, что у Соловья поднимутся губына ее заслуженный инструмент, однако проверять не стала. В некоторых случаях«нет» может означать «да», однако сейчас лучше не экспериментировать.

– Но почему? – спросила она.

– Посмотри на небо! – велел Соловей.

Таня послушалась. Воздух как-то странносгустился. Казалось, его можно резать ножом и укладывать на бутерброд. Со всехсторон на Буян наползали многослойные тучи. Сверху сквозь них еще робкопыталось пробиться солнце, однако ближе к земле тучи стали уже фиолетово-сизыми,непроницаемыми.

– Хотите сказать, в таких тучах я их ненайду? – беспомощно спросила Таня.

– Хочу сказать, что через двадцать минут ты ненайдешь Буяна, – пояснил Соловей.

Он не ошибся. Не успела Таня вернуться вТибидохс, как снег повалил так густо, точно там, наверху, двести тысяч подушекодновременно сделали харакири. Снег налипал на одежду, на волосы, даже наресницы. Таня едва добралась до окна. Отяжелевший контрабас повиновался плохо.Таня поняла, что не послушайся она тренера и помчись искать драконов, онасгинула бы без следа в этой снежной массе, такой густой, что даже смычок ввытянутой руке едва различала.

Снег валил весь день. Он заполнил ров и иссяклишь к вечеру. Громадные тучи высыпались без остатка. «Отбомбились!» –констатировал Ягун. Парк занесло, и лишь незамерзший пруд смотрел в небонемигающим и растерянным темным зрачком.

Невозможно закопать на пути человека все ямы,зато можно научить его из них вылезать.

Медузия Горгонова

Ванька не любил гостиниц в небольших городах.Точно солдаты, которым приказали рассчитаться на первый-второй, они делились надве примерно равной численности группы. Одни были убитые и прокуренные. Запахтабака навечно поселился в их покрывалах и шторах и не выветривался дажезаклинаниями ураганного ветра. Кран в ванной капал прозрачными слезами, а ночьючерез равные промежутки времени горестно булькал, всхлипывал или икал.Населялись такие гостиницы большей частью командированными, которые вечеромдисциплинированно расходились по номерам, прежде товарищески разводя ослабшихот непрерывного бухучета.

Гостиницы второй группы были полнойпротивоположностью первым. Шторы в них не пахли табаком, краны не капали, лифтыне гудели, а номера открывались не прокручивающимися ключами, а магнитнымикарточками. В каждой комнате обязательно стояла вазочка с сушеными лепесткамироз. На телевизионном пульте обретался таинственный след помады, а кокетливыешторы напоминали фату невесты. На стенах селились картины, изображавшие неродные березки, а какой-нибудь манерный европейский городок.

Командированные в гостиницах второго родапочти не водились. Населялись они в основном мирными пожилыми стадамипутешествующих германцев, а также американцами и англичанами средних лет,невесть что забывшими в российской глубинке. Эти вторые на туристов были похожимало, а на собственников крупного бизнеса еще меньше. На лицах у них был вечныйнасморочный сплин. По утрам за завтраком они долго щекотали желтым ногтемдрожащий омлет, точно желая услышать, как он не выдержит и хихикнет.

Знатоком гостиниц Ванька стал не так давно иво многом поневоле. Ночами, коченея на пылесосе, он выслеживал неуловимую многоглазку. Всматривался в синевато-пористую, похожую на застывшие волны, снежную гладь,надеясь увидеть внизу слабую вспышку маленьких цветов.

Ваньку вела та спокойная, неприметная сразусила, которая всегда заставляла его доводить намеченное до конца, какие бынепредвиденные препятствия ни появлялись в процессе. Сила эта проявлялась давнои во всем. Еще до Тибидохса, когда ему было лет восемь, Ванька задумалпостроить яхту внутри бутылки. По неопытности с самого начала он промахнулся ибутылку взял неподходящую, пивную, мало того что с зеленым малопрозрачнымстеклом, но еще и с дефектным утолщением внутри горлышка, которое мешалопроталкивать внутрь детали. Но все же он справился, хотя у него ушло на этодолгих четыре месяца.

Так же получалось и теперь. Местонахождение многоглазкиВанька ощущал с точностью в пятьдесят квадратных километров. Другими словами,найти ее было так же трудно, как яблоко, о котором только и известно, что оноспрятано где-то в Москве. Ночь проходила за ночью, а поиск все не давалрезультатов.

Под утро окоченевший, почти превратившийся всугроб Ванька осознавал, что ему надо где-то отогреться и отоспаться. Спать вполе не решился бы даже маг уровня Сарданапала. Даже джинн Абдулла не отважилсябы, ибо от мороза джинны сгущаются и впадают в спячку.

Ванька разворачивал карту и отыскивал на нейтот населенный пункт, что был поближе. В поселках гостиницы встречалисьнечасто, так что, при возможности, он предпочитал выбирать город, даже если донего надо было лететь на час дольше.