Эдвард говорил что-то, а сеньора Глория слушала – внимательно и спокойно. Издалека их можно было бы принять за молодых супругов на той ступени семейной жизни, когда страсть уже схлынула, но взаимный интерес перерос в крепкую привязанность. Услышь это Эдвард – посмеялся бы, а потом стал бы серьезным и дальше держался бы от сеньоры дель Розель на расстоянии, чтобы та же мысль не пришла кому-то из тех его добрых друзей, которым лучше не класть руку в пасть.

Эдвард просто был обходительным, его так воспитывали.

– Ах, вот с кем сэр Милле обещал мне свидание, – сказала сеньора вместо приветствия, когда они встретились под сенью цветущего каштана. – Что же, согласна, вряд ли в этом парке есть фигура интереснее вашей, господин Черный ловец.

Сказала она это тихо и иронично, почти проворковала, лучась странной хитростью. Словно все происходящее ее забавляло, а жара, от которой, казалось, мозги плавятся, а кровь густеет в жилах, делая тело неповоротливым и распухшим, сеньоре Глории была нипочем. На ее лбу не выступило ни капельки пота, ни одна крошечная прядка не прилипла к щеке.

Кожа сеньоры дель Розель была смуглой, глаза под выразительными черными бровями – светло-серыми, живыми и блестящими, как ртуть. И очень умными, слишком умными для женщины в этой стране.

Такие же умные глаза были у королевы, пока болезнь не выела их и не сделала пустыми, как у фарфоровой куклы.

Ронан вежливо кивнул и пожал протянутую руку. Поверх белой кружевной перчатки на пальце Глории поблескивал массивный перстень-печатка, мужской, с символом, который Ронан запомнил, чтобы проверить потом, что он значит.

– Рада познакомиться с вами поближе, – деловито сказала сеньора. Наслышана и восхищена. – Она опустила ресницы.

– Взаимно, сеньора дель Розель, – сухо ответил Ронан.

На их маленьком пикнике Дженни чувствовала себя как рыба в воде. Она села на невесть откуда взявшуюся табуреточку и раскинула юбки бежевого платья, как цветок – лепестки. Пчелы, правда, слетаться не торопились: видимо, жара заставила всех достойных молодых людей Логресса остаться дома. Или уехать куда-нибудь поближе к большой воде.

Дженни это не особо расстраивало. Казалось, ей доставляет невероятное удовольствие одна только возможность сидеть вот так вот, в окружении подруг и сестер. Подруг ее Флоренс видела впервые: две хрупкие блондинки, одинаковые, словно двойняшки, Рози и Дейзи, устроились у ног Дженни и восторженно обсуждали с ней что-то, о чем Флоренс не имела никакого понятия. Матильда же угрюмо таскала клубнику из плетеной корзиночки и поглядывала то на часы, то в книгу, которую взяла с собой.

Флоренс тоже читала. В отличие от Матильды, в руках которой был математический трактат, она взяла какой-то модный роман, одолженный у кузена Бенджи. Вполне возможно, девицам такое читать не полагалось, но леди Кессиди пока не сказала ни слова против, и Флоренс не без удовольствия отвлекалась от болтовни приключениями трех незадачливых путешественников, попавших на необитаемый на первый взгляд остров.

От воды тянуло приятным ветерком. На клубнику напали осы, и Матильде пришлось отодвинуть корзинку подальше. Леди Кессиди время от времени встречала знакомых, с которыми обменивалась любезностями.

Болтовня Дженни и ее подруг (Флоренс выяснила, что они и правда сестры, но не двойняшки – погодки) стала чем-то вроде трескотни кузнечиков или цикад. Иногда со стороны дороги, пересекающей парк, доносились конское ржание, стук копыт и выкрики наездников.

Если бы Флоренс могла, если бы позволяли приличия, она бы легла сейчас прямо на покрывало, брошенное поверх стриженой травы, и смотрела бы в глубокое безоблачное небо. Как в детстве в доме родителей, где разрешалось все: и читать взрослые книжки, даже если ты в них ничегошеньки не понимаешь, и гоняться за бабочками, и громко хохотать.

– И зачем этот пикник? В такую жару, – пробормотала Матильда себе под нос и тут же снова спряталась за книгой.

– Ты просто не умеешь развлекаться, дорогая! – ответила ее матушка, которая, конечно, все слышала.

– Жизнь затворницы портит цвет лица! – заявила Дженни и наклонилась, чтобы прошептать что-то на ухо Рози.

Или Дейзи.

Точно, Рози, у Дейзи в волосах желтая лента, а у ее сестры – розовая.

Все они, казалось, получали странное удовольствие от сидения на покрывале на самом солнцепеке. Флоренс же очень хотелось прогуляться: дойти до глухого тенистого уголка – ведь в этом парке должны быть такие? – спуститься к воде, посмотреть на кувшинки и на то, как в прозрачной глубине мелькают темные силуэты мелких рыбешек и солнечный свет переливается на донном песке. Но когда она спросила разрешения у леди Кессиди, та запретила, сказав, что неприлично гулять одной.

– И потом, дорогая, тебе же не десять лет, чтобы наблюдать за мальками! – добавила леди Кессиди с усмешкой, потому что Флоренс простодушно сказала ей и про рыб, и про песок, и про солнце. – Пора ловить рыбку покрупнее!

Несложно было понять, что она имела в виду.

Флоренс поймала взгляд Матильды: в нем читались сдержанное сочувствие и обреченность. «Вот так всегда, – говорил этот взгляд. – Ты мне не нравишься, кузина, но я тоже не большая любительница рыбалки».

А потом рыбка покрупнее и вправду появилась.

К тому моменту Флоренс успела заново увлечься книгой и почувствовать, что еще немного – и ее хватит солнечный удар, никакие шляпки и зонтики не спасут. Дженни болтала – и как у нее язык не отсох? Но вдруг болтовня прекратилась, как птичий щебет, Флоренс даже не сразу поняла, что случилось.

Леди Кессиди встала, чтобы поздороваться с кем-то, как она вставала уже с десяток раз, и пригласить знакомых присоединиться к ним. В этот раз они и правда присоединились: двое джентльменов, один какой-то невнятный и серый, с по-мальчишески угловатой фигурой, а второй…

Флоренс всегда считала, что кузен Бенджи невероятно красив. В детстве он казался ей сказочным принцем, а потом, когда они оба подросли, Флоренс не раз заявляла кузену, что будет очень-очень завидовать его невесте, ведь ей достанется самый добрый, самый умный, самый прекрасный мужчина на свете. Бенджамин, конечно, смущался и отшучивался, мол, сестрице просто не с чем сравнить, но Флоренс своих слов назад не забирала. Он был лучшим, что ждало ее в доме Силберов, и она пыталась сказать это так, как могла.

Тем более Бенджамин действительно был красив. И судя по тому количеству писем, записок и иногда даже цветов, которые он получал накануне и после праздников, не одна Флоренс так считала. Правда, ее чувства всегда оставались исключительно сестринскими.

Сейчас же перед ней появился некто, способный свергнуть кузена Бенджи с пьедестала. Флоренс даже представила, как скажет ему об этом вечером и как Бенджамин усмехнется: я же говорил тебе, сестренка, что ты просто слишком редко выходила из дома и слишком мало людей встречалось на твоем пути. Все больше монахини, сироты, да еще лысоватый учитель танцев в вашем пансионе. Откуда тебе знать, кто в Логрессе считается первым красавцем?

– Ох, лорд Дуглас. – Сладость в голосе леди Кессиди сделала бы из чая сироп. – Так приятно встретить вас…

Он наклонился к ее руке и пробормотал какую-то любезность, от которой леди Кессиди заулыбалась и даже зарумянилась. Можно было бы подумать, что она тоже очарована, если бы глаза ее не оставались холодны и спокойны, как глубокие омуты. Она посмотрела на Дженни – та делала вид, что созерцание своих бровей в карманном зеркальце куда интереснее появления какого-то там лорда, пусть даже красивого, как античный бог на полотнах мастера. Флоренс же исподтишка поглядывала в его сторону – на вьющиеся медовые кудри до плеч, на прекрасно сидящий костюм из светлого сукна, на то, как лорд Дуглас двигался – с грацией танцора, совершенно довольный собой.

Кузен Бенджи был прав: Флоренс за недолгую жизнь видела слишком мало людей, еще меньше мужчин и совсем мало мужчин того возраста, в котором влюбляются, плетут любовные интриги, флиртуют и приглашают девиц на танец. Так что, когда леди Кессиди представила ее, она растерялась, встала, как ей показалось, слишком неуклюже, а потом не знала, куда деть руки.

– А это моя племянница, Флоренс Голдфинч, – проворковала леди Кессиди, пока два лорда – на второго можно было смотреть, не боясь ослепнуть от сияния красоты, – разглядывали Флоренс с любезными улыбками. – Три месяца как приехала из пансиона.

– Очень приятно, – сказали лорды в один голос.

Флоренс мысленно поблагодарила леди Кессиди за то, что та обошлась без подробностей. Щеки горели, на книге было уже не сосредоточиться.

Матильда бросала теперь другие взгляды. «Ага, – читала Флоренс в глазах кузины. – Ты такая же, как моя