— Ладно, — немного остынув, сказал Лерой. — Я буду у себя. Если что… Короче, зовите.

Он с кошачьей легкостью и грациозностью подпрыгнул с дивана и удалился к себе. А я смогла выдохнуть: шутить с Горским дело заведомо проигрышное.

— Ну так что, дочка? Что ты хотела мне рассказать? — отец повернулся всем телом ко мне и внимательно изучал меня взглядом.

— Я жду ребенка от Тимура, — на одном дыхании протараторила я. Но, видимо, так быстро и так тихо, что Горский ни разобрал ни слова.

— Так, давай еще раз, но помедленнее, ладно? — он не понял, что я ему сказала, но интуитивно напрягся. Это стало заметно по более вытянутой и напряженной его позе.

Я закрыла глаза, мысленно сосчитала до трех и на выдохе максимально спокойно произнесла:

— Я беременна от Тимура. У нас с ним будет ребенок.

Фух, дело было сделано и обратного пути уже не было. Но глаза открывать я не решалась. Тишина, которая повисла в комнате, так и искрилась от напряжения. Лучше бы он рвал и метал, чем копил в себе переполняющие эмоции. Рано или поздно он все равно взорвется, так какой смысл откладывать.

Медленно, едва дыша, я открыла глаза и посмотрела на отца. Он в свою очередь сверлил взглядом пол. По его напряженным желвакам на лице и побелевшим костяшкам на пальцах рук, сжатых в кулаки, можно было смело утверждать, что Горский был в ярости. И с каждой секундой, что он молчал, я все больше и больше сжималась от страха и ожидания чего-то ужасного.

— Лерой! — голосом разъяренного льва разразился Горский на всю квартиру, да что там, на весь дом.

— Лерой! — на грани бешенства проорал он еще громче.

От его голоса внутри все похолодело, а я, казалось, приросла к дивану, страшась не то что пошевелиться, но даже вздохнуть.

Лерой зашел в комнату практически сразу и, с улыбкой взглянув на меня, сел рядом. Мне бы капельку его спокойствия и уверенности.

— Ты, — указал на меня пальцем Горский. — Сейчас же идешь в свою комнату, иначе я за себя не ручаюсь.

— Но, — попыталась возразить я.

— Шагом марш! — он посмотрел на меня своим колючим и пронизывающим насквозь взглядом так, что спорить отпало любое желание. Я оставила отца срывать весь свой неуемный гнев на Лерое, а сама поплелась к себе.

— Так даже лучше! Так нам с тобой спокойнее! — тихо говорила сама себе, точнее уже не себе, а своему малышу, поглаживая все еще плоский животик.

Я была уверена, что сейчас начнет доноситься дикий ор и ругань. Думала, что отец в очередной раз разнесет всю квартиру на мелкие кусочки. Но из гостиной не раздавалось ни звука. Лишь изредка мне слышались отголоски слов Лероя, но и то, разобрать их было невозможно.

Я ходила, как заведенная, по комнате, не зная, чем себя занять. Все, абсолютно все, валилось из рук. Пятнадцать минут, двадцать, двадцать пять… Каждая минута тянулась до безобразия медленно и нудно. Но больше всего раздражала неизвестность. Там, в десяти метрах от меня, сейчас решалась моя судьба, а я сидела и совершенно ничего не предпринимала. Разве это правильно? Неужели я могла доверить свою жизнь на растерзания двум до недавнего времени неизвестным мне мужчинам? Как бы потом я не пожалела об этом!

Быстро засунув ноги в мягкие тапочки с кошачьей мордочкой, я, как мышка, стала пробираться в сторону гостиной. Да, я хотела подслушать их разговор! Нет, мне совершенно не было стыдно за это!

Гостиную от моей комнаты отделял длинный и узкий коридор, по краям которого располагались гостевые спальни. Маленькими шажочками я продвигалась по нему в сторону гостиной, с силой напрягая слух, но все было тщетно.

— Да что они там на языке глухонемых что ли общаются? — прошептала себе под нос.

Вход в гостиную был отделен от коридора большой витражной дверью с причудливым узором и сейчас она была наглухо закрыта. Именно поэтому я ничего и не слышала. С другой стороны, больше я могла не переживать, что меня заметят за таким непристойным занятием, как подслушивание взрослых разговоров.

— Причем здесь это? — глухо возмущался Горский. — Ты реально думаешь, что ему есть до моей дочери дело? Не смеши меня! Этот ублюдок слишком просто отделался, я тебе скажу! Сколько прошло времени? Почти месяц? Ну и где он? Приехал, позвонил? Да я ему услугу, считай, оказал, избавив от своей дочери.

— Она все равно ему все расскажет, — не без сожаления ответил Лерой.

Черт, они говорили о Тимуре! Я сама еще не знала, как поступить. С одной стороны, не сказать ему я не имела права. Но с другой, отец был прав. Прошел месяц, как я уехала. Он ни разу не дал мне о себе знать. Ему все равно. И лезть в его праздную жизнь с клубами и блондинками мне совершенно не хотелось. А может, я просто боялась потерять последнее, что у меня оставалось, — надежду.

— Пусть так. Но только после суда! Мне проблем с Федей больше не нужно. Понял? — жестко, но тихо заключил отец.

— А Ермолай? Договор с ним действует только на Ксюшу. И то, ты его нарушил, разбив Черниговскому морду. С ним бесполезно будет говорить, ты же знаешь! — Лерой опять вспомнил этого Ермолаева, а я все задавалась вопросом, кто же он такой. Нет, я точно его не знала. Но фамилия… Фамилия казалась смутно знакомой.

— Забудь. Старику не до этого сейчас. С одной стороны Федя поджимает и грозится за собой на дно утащить. Да и со здоровьем у него проблемы. Хотя, не удивлюсь, если сочиняет, чтобы на нары не отправиться следом за своим преемником. В любом случае, он неопасен.

В комнате вновь повисла тишина. Долгая и тягучая.

— Не к добру, — вырвалась вслух мысль, которую я тут же зажала возле губ рукой.

— Знаешь, Коль, я тут подумал, — как-то совершенно легко и непринужденно начал Лерой. Эта его манера речи совершенно не вписывалась в атмосферу разговора. — А отдай-ка ты мне Ксюшу в жены. Парень я нормальный, сам знаешь. А так, глядишь, и проблемы все разрешатся сами собой.

Мое волнение напрочь пропало и резко сменилось злостью и раздражением! Какого лешего Лерой творил! Какие жены!? Он с ума сошел!?

— А что, Валер, идея мне по душе, — совершенно серьезно ответил Горский. — Забирай!

Здесь я уже не смогла сдержать себя от рвущегося наружу гнева! Да что они о себе возомнили? Да как так можно? Со всей дури я маханула по двери, та бесшумно открылась, а на меня уставилось две пары глаз: одна — ледяная и холодящая душу, вторая- теплая и хитрая. Лед и пламя! Нашли же друг друга два обормота!

— Я ж говорил, — не сдержался Лерой и заржал, словно конь. Горский, не долго думая, разразился еще более громким и заливистым смехом.

— Будешь ли еще подслушивать? А? — сквозь смех пригрозил он. — В следующий раз точно замуж отдам, поняла? Иди сюда, дуреха!

Горский подошел ко мне и крепко обнял, а я прижалась щекой к его сердцу и почувствовала себя самой счастливой: он принял меня и моего малыша. Все будет хорошо! Иначе он не допустит.