– Все, приступ ярости окончен?

Эван смерил ее самым своим гадким оскорбительным взглядом и презрительно ухмыльнулся.

– Ты еще не видела меня в ярости, малышка Пенни.

Пенелопа хмыкнула и сказала:

– Однако ты вряд ли сможешь что-нибудь со мной сделать, верно? – Это было напоминание о том, что он и так уже причинил ей много неприятностей. Как будто он мог об этом забыть. Ведь именно поэтому он и держался как можно дальше от нее. А она – от него.

Да-да, неписаные правила, принятые ими много лет назад… Если б у него хватило ума, он бы позволил ей сейчас высказаться – и пусть потом убирается! Но, увы, здравый смысл оставил его, и он спросил:

– Ты хоть кому-нибудь рассказала, Пен? Ну… о всех тех штучках, что я с тобой проделывал…

– Нет, – тотчас же ответила она. – Вряд ли это достойно упоминания.

– Вруша… – Он поерзал в кресле, пытаясь унять характерную боль в паху.

А она пристально посмотрела ему прямо в глаза, и казалось, этот ее взгляд пронзил его насквозь, напомнив о том, что он никогда не мог оправдать ее ожидания. Да и как, черт возьми, он сумел бы это сделать? Ведь она когда-то относилась к нему так, будто он – Господь Бог. Хотя на самом деле он простой смертный… Смертный со множеством недостатков. Человек, которого какой-то жалкий удар в голову навсегда вывел из игры.

Пенелопа снова скрестила на груди руки.

– Я пришла не для того, чтобы обсуждать прошлое.

Сделав еще глоток, Эван окинул ее долгим взглядом. Он до сих пор прекрасно помнил, каким было ее тело под его руками. Впрочем, он умудрялся не распускать руки до тех пор, пока ей не исполнилось шестнадцать. Она была порядочной, целомудренной и никак ему не подходила. Но потом он в конце концов… Проклятье, он просто ничего не мог с собой поделать! И даже теперь его руки, казалось, ныли – ужасно хотелось к ней прикоснуться. Но именно поэтому и необходимо срочно от нее избавляться.

– Меня не интересует, зачем ты пришла. Я просто хочу, чтобы ты убралась отсюда побыстрее, – проворчал Эван.

– Я не уйду, пока не скажу то, что собиралась.

– А что ты собиралась?..

– Мы должны поговорить о твоей жизни, – ответила она все с тем же невозмутимым видом.

– Моя жизнь тебя совершенно не касается. – Эван вдруг почувствовал, что начинает злиться.

Она пожала плечами.

– Да. Верно. Но тебе все равно придется меня выслушать.

– С какой стати?!

Пенелопа шагнула к нему, и он машинально раздвинул ноги. К его удивлению, она стала между ними и тихо сказала:

– Потому что ты мне кое-что должен.

Эван замер на мгновение. Его одолевало желание, превращавшее его в полного болвана. О, она была сейчас так близко!.. И казалось, что только она одна была ему нужна. Рядом с ней он вспоминал, каково это – быть человеком. И именно это сейчас ему требовалось.

Не в силах сдержаться, Эван сделал то, чего когда-то поклялся не делать никогда, – он потянулся к ней и, положив ладони ей на бедра, привлек к себе. А ее тело… Ох, все было таким мучительно знакомым… Он тихо вздохнул и прикрыл глаза.

В следующую секунду Пенелопа запустила пальцы ему в волосы. И она не оттолкнула его. Почему-то не оттолкнула. Когда-то они были подростками, она – лучшей подругой его сестры, а он – школьной футбольной звездой. Она была очень тихой и «правильной» девушкой – совсем не такой, как те, с которыми он встречался. Но, как ни странно, Эван замечал ее всегда и везде. Конечно, при своих друзьях и подружках он притворялся, что даже не знает о существовании этой девочки, но втайне не мог оторвать глаз от Пенелопы, всегда очень скромно и аккуратно одетой. Его странным образом завораживала ее скромность и добродетельное поведение, но ему никогда не приходило в голову соблазнить ее. Однако это случилось. Просто случилось, вот и все.

Как-то раз, когда Пенелопа ночевала у них дома, но не могла уснуть и не хотела мешать Мадди, она спустилась в подвальную комнату, чтобы посмотреть телевизор. А он, Эван, как раз сидел там и смотрел записи игр. Она хотела уйти, но он настоял на том, чтобы она осталась; ему хотелось побыть с ней наедине, хотя он и убеждал себя, что относился к ней… платонически.

Той ночью они разговаривали долгие часы. И каким-то образом их ночные встречи превратились в ритуал; когда Пенелопа оставалась ночевать у них, они обязательно встречались внизу, хотя никогда не договаривались о встречах. Однако стоило его сестре заснуть – и они оба оказывались в подвале.

И чем больше они разговаривали, тем больше он рассказывал ей такого, чего никому никогда не рассказывал. Его статус футболиста ничуть не впечатлял Пенелопу, и Эвану не требовалось играть перед ней роль звезды – с ней он мог быть самим собой.

Ему не понадобилось много времени, чтобы понять – он ей нравился. Впрочем, это его нисколько не удивило – он нравился многим девчонкам. Зато его по-настоящему удивило другое: он понял, что она ужасно нравилась ему. И дело было не только в бушевавших гормонах, но в ней самой. Скоро Эван обнаружил, что ему гораздо интереснее сидеть с Пенелопой на той старой кушетке, чем встречаться со своими дружками.

Когда он начал отменять свои планы, чтобы побыть с ней… Вот тогда-то он всерьез занервничал. А когда начал фантазировать о том, как совратит ее, – тогда пообещал себе, что никогда и пальцем к ней не притронется.

Эван держал эту клятву шесть долгих месяцев, но в конце концов поддался искушению и поцеловал Пенелопу. В то время он встречался с Ким Росси, девушкой, позволявшей ему абсолютно все. Но секс с ней не шел ни в какое сравнение с тем, что они делали с Пенелопой. Она не сдерживалась, когда он прикасался к ней. И она была такой сладкой, что он не устоял. Нарушив собственные правила, Эван пересмотрел свою клятву и дал себе новое обещание – что не лишит ее девственности. Он решил, что если не станет уговаривать ее на секс, то все остальное будет считаться честной игрой. И они проводили бесконечные часы, лаская друг друга. Эван до сих пор помнил каждую минуту того безумия. Помнил ее ищущие руки и ее жаркие губы…

А теперь она здесь, и ему ужасно захотелось напомнить ей, как оно было когда-то… Он провел ладонями по ее спине, и она, содрогнувшись, пробормотала:

– Ах, Эван…

Он прикусил пуговку на ее блузке и потянул зубами.

– Ты помнишь, Пенелопа? Как это было неистово и пылко?

Ее пальцы в его волосах напряглись.

– Я от тебя просто с ума сходил. – Тут блузка ее чуть разошлась, и Эван лизнул обнажившуюся кожу. Казалось, на вкус она была даже лучше, чем прежде.

Пенелопа ахнула, и с губ ее сорвался тихий стон.

Тут Эван расстегнул пуговку и запечатлел жаркий поцелуй на ее животе.

– Помнишь, как мы с тобой забавлялись в подвале? Помнишь, Пенелопа, ведь так?