Пенелопа уже слышала множество подобных разговоров Шейна с другими членами семьи, она очень сочувствовала им всем, но особенно – Шейну. Казалось, перед ним возникла проблема, которую он никак не мог решить.

– Да, мам, я знаю. – Шейн с мольбой посмотрел на Пенелопу, – но что она могла поделать? – Мам, я должен идти. Я ему позвоню, а потом все расскажу тебе. – Он повесил трубку и, шумно выдохнув, пробормотал… – О черт…

Пенелопа встала, подошла к шкафчику и полезла за дежурной бутылочкой «Адвила»[1], которую велела офис-менеджеру принести в кабинет. Вытряхнула три таблетки, налила стакан воды и вернулась к Шейну, протянув ему раскрытую ладонь.

– На, выпей.

Он не стал спорить и, закинув таблетки в рот, запил большим глотком воды.

Закончив колледж, Пенелопа точно знала, что хочет работать только в «Донован-Корпорейшн», которая тогда еще только вставала на ноги. Шейн даже слышать об этом не хотел, но Пенелопа донимала его до тех пор, пока он не согласился, попытавшись, впрочем, отпугнуть ее тем, что взял на должность своего личного ассистента. Но у него, конечно, ничего не вышло.

Пенелопа трудилась без устали, стремясь зарекомендовать себя наилучшим образом. В результате ее обязанности расширялись, ответственность росла, и теперь, став главным исполнительным директором, она стала правой рукой босса. Она отвечала за все финансовые операции компании, но так и не избавилась от привычки заботиться о Шейне. После стольких лет совместной работы он доверял ей больше, чем кому-либо другому, и они давно стали скорее друзьями, чем боссом и служащей. Шейн заботился обо всех, а Пенелопа заботилась о нем.

– Спасибо. – Он поставил стакан.

Пенелопа снова села. «Не спрашивай, не спрашивай», – говорила она себе. Но все равно спросила:

– Как Эван?

Шейн тяжко вздохнул. Его зеленые глаза после долгого рабочего дня покраснели.

– Не знаю, чего они от меня хотят, Пен.

Пенелопа пожала плечами.

– Ты спас их однажды, и теперь они хотят, чтобы ты их снова спас.

После смерти отца Шейн работал как каторжный, чтобы свести концы с концами и спасти семью от финансового краха. Он трудился без устали, пока не превратил свою компанию в одну из крупнейших фирм по торговле недвижимостью в Чикаго. Теперь Шейн был богат, обладал властью, а у его жены имелись обширные связи, так что он мог оказать влияние на кого угодно в городе. А вот помочь брату никак не мог.

Но ведь беспомощность и Шейн – такое просто не сочеталось…

– Я испробовал все, что только смог придумать. – Он сокрушенно покачал головой. – Пытался быть милым, пытался надрать ему задницу, приводил к нему психотерапевтов – но достучаться так и не сумел.

– Когда он в последний раз выходил из квартиры?

Пенелопа понимала, что значила для Эвана игра. Когда-то давно они о многом разговаривали, и она знала, что футбол – единственное в мире, что по-настоящему его интересовало. И теперь, когда все для него закончилось, он просто не мог с этим справиться.

– Не знаю, – ответил Шейн. – Давно не выходил. А в последние три раза, что я его видел, он был пьян в стельку. Не знаю, что делать. Маму это убивает.

Пенелопа кивнула.

– И Мадди – тоже. Она надеялась, что сможет добиться хоть какого-то успеха, когда приезжала сюда на последние выходные, но ничего не вышло.

– Джеймс также пытался. А ты знаешь, уж если на кого рассчитывать, – так это на него. Но и он словно натолкнулся на глухую стену. – Шейн снова вздохнул. – Я в полной растерянности. Когда умер папа, Эван был еще мальчишкой, поэтому я хоть как-то мог держать его в руках. А теперь он – взрослый человек. Хотя, черт его дери, по его поведению этого не скажешь. Как бы то ни было, но ситуация давно вышла из-под моего контроля. – Он ткнул пальцем в телефон. – Но они не желают этого понять.

– Да, ты не можешь спасти Эвана, – кивнула Пенелопа. – Ты можешь только надеяться, что однажды он все-таки прозреет.

Шейн покрутился в кресле и вновь заговорил:

– Я мог бы справиться с его яростью. Но он не злится – просто угнетен. И ни на что не реагирует. Когда с ним разговариваешь, кажется, будто он смотрит сквозь тебя. Это чертовски пугает.

– Я уверена, он преодолеет это, – сказала Пенелопа. И тут же почувствовала, что ее слова прозвучали неискренне. Ох, она ведь совершенно ничего не знала. Но было ясно: если Эван сдастся, то никто ничего не сможет изменить. У него имелись деньги, поэтому он мог спокойно сидеть дома и не выходить. Ему не требовалось беспокоиться о том, как заплатить по счетам или купить еду, и не было нужды вскакивать ради этого рано утром.

Пенелопа достаточно хорошо понимала его, чтобы знать: это – и есть часть проблемы. Эвану требовалась цель в жизни, но он-то считал, что его единственной целью может быть только футбол.

Зазвонил интерком, и Шейн, взглянув на него, проворчал:

– Черт, уже пять… Все, уходи. Наслаждайся солнышком. Это приказ.

Пенелопа улыбнулась и ответила:

– Да-да, конечно. Тебе не придется приказывать дважды.

Шейн засмеялся, а Пенелопа вернулась в свой кабинет, немного повеселев. Все же ей удалось хоть чуть-чуть улучшить его настроение – пусть и ненадолго. Она села за стол и открыла электронную почту, чтобы ответить на те сообщения, которые не могли ждать до завтра. Но взгляд скользил по буквам, не воспринимая текст. Она продолжала думать об Эване. Было очевидно: что-то должно вытолкнуть его из депрессии, убивавшей всех его близких. И убивавшей его самого.

Пенелопа прикусила нижнюю губу – в голову пришла… совершенно безумная идея.

Эвану требовался толчок, а она прекрасно его знала, в некотором смысле знала даже лучше, чем члены семьи. Так сможет ли она ему помочь?.. Когда-то Пенелопа не сомневалась в своей власти над Эваном, но те времена давно прошли, и сейчас он вряд ли обрадуется ее вторжению. Скорее всего, попросту вышвырнет ее вон. Но Донованам нужна была «темная лошадка», и поэтому…

Эван Донован нажал на кнопку «отбой» на телефоне и с тоской вспомнил старые дни, когда мог просто швырнуть трубку на рычаг.

Это звонила мама. И плакала. Опять.

Господи, какая же он скотина! Он не хочет заставлять маму плакать, но они же никак не перестанут звонить! А ему, черт возьми, нужно только одно – чтобы они отстали. Его так называемые друзья быстро уловили намек и оставили его в покое. Почему семья не может сделать то же самое? Вот в том-то и недостаток сплоченной семьи… Родственники были непреклонны в своем решении вытащить его из депрессии. Они совершенно его не понимали. Никто из них не понимает. Для них футбол – всего лишь игра. Они считают, что если он не будет играть, то ничего страшного не случится, – мол, никто из-за этого не умрет, никто не пострадает. Черт побери, его в команде уже заменили новичком, который наступал ему на пятки весь сезон. Так что его карьера завершилась, и игра продолжается без него. Конец света не наступил ни для кого, кроме него. А он теперь не имеет ни малейшего представления о том, как жить дальше. Потому что футбол – это то единственное, в чем он действительно хорош.