Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остаток утра мы обсуждаем ответ Элис. Нам обеим не терпится рассказать, как мы думали о ней, как мечтали найти, как сильно мы ее любим. Не перестаем любить уже двадцать лет.
– Я набросаю черновик, – предлагает мама. – Покажу тебе. А ты добавишь что-нибудь от себя.
– Хорошо. Я пока подумаю.
Мама уже отошла от шока, ей хорошо, и я со спокойной душой уезжаю в контору. Я впервые не могу отделить личную жизнь от работы, и мысли мои весь день возвращаются к Элис и к письму. Хорошо, что секретарь у меня отличный – я пишу в юридическом документе не те имена и делаю неверные отсылки. А это важное бракоразводное дело, но Сэнди, слава богу, замечает обе ошибки.
– Твоя рассеянность неудивительна, – в конце дня говорит Том по дороге к стоянке. – Я сам ни о чем другом думать не могу.
– Серьезно?
– Серьезно. Поиски Элис, тоска о ней стали важной частью твоей жизни. Автоматически – и моей тоже.
Я удивлена. Да, пожалуй, так оно и есть. Никогда об этом не задумывалась.
– Я зациклилась? – спрашиваю.
Том поджимает губы, размышляет.
– Я бы не сказал, что зациклилась. Скорее – сроднилась, за столько-то лет.
– Да уж.
– Эй, хватит грузиться. – Том шутливо толкает меня плечом. – Как воспринял новости Люк?
– Молча, – признаюсь я.
Люк в основном сидел в кресле и наблюдал. Еще готовил чай, подбадривал меня объятиями, но ничего не комментировал.
– Что ему известно о вашей истории?
– Все. Как и тебе. Как мне. Папа взял Элис с собой в отпуск и не вернулся. Больше тут знать нечего.
К глазам подступают непрошеные слезы, и я мысленно себя ругаю – неужели нельзя сдержаться? Я ведь не плакса. По крайней мере, раньше ею не была.
Том внимательно на меня смотрит, мне неловко. Он привлекает меня к себе. Годы исчезают, я переношусь назад в университет. В объятиях Тома спокойно и безопасно. Он целует меня в макушку.
Я отшатываюсь, едва не стукнув его головой. Не в тех руках я ищу покоя. Отступаю на шаг.
– Спасибо. – Я роюсь в сумочке, не в силах посмотреть Тому в глаза. Выуживаю ключи от машины. – Поеду-ка я домой, посмотрю, что написала мама. Весь день об этом думаю. Не хочу, чтобы она увлеклась и напугала Элис.
Я несу вздор – от смущения, вызванного мимолетным возвращением прежних чувств.
Том прячет руки в карманы брюк. На губах играет легкая улыбка, в глазах – смешинки.
– Что? – спрашиваю я.
Он мотает головой и наклоняется за портфелем.
– Расслабься, Клэр, это было дружеское объятие.
– Да. Знаю. – Чувствую себя дурочкой. – Сегодня я сама не своя.
Обнимаю Тома и чмокаю в щеку, мы всегда так делаем. Добрые друзья. Старые приятели. Коллеги.
– Вот тебе доказательство.
Люк наверху, купает девочек. На волосах у него полоска желтой акриловой краски, на щеке – синяя клякса.
– О, ты нашел время для картины. Как продвигается дело? – Я опускаюсь на колени рядом с мужем и брызгаю водой на спину Хлое.
Та радостно визжит и хохочет.
– Неплохо, – говорит Люк. – Сегодня не удалось нормально поработать. Попробую позже, когда эти проказницы уснут. Пора вылезать, Ханна. Так, полотенце.
– Давай руку. – Я помогаю Ханне выбраться из ванны, укутываю дочь полотенцем.
– И я, и я! – кричит Хлоя.
Она все повторяет за Ханной. Как Элис в детстве. Та целыми днями ходила за мной, просила с ней поиграть. Обычно я соглашалась, но иногда Элис меня раздражала. Я хотела, чтобы ко мне не приставали. Поэтому сбегала от сестренки и пряталась в саду. Это воспоминание, как всегда, будит чувство вины. Я уже двадцать лет с ним живу. Мечтаю как-то все исправить. Наконец у меня появился шанс.
Мы с Люком дружно готовим девочек ко сну. Сегодня я укладываю Хлою. Она потихоньку засыпает, а меня вновь поглощают мысли об Элис. Будто своим письмом она разрешила мне все вспомнить.
Элис и я в саду. Мы постелили скатерть в розово-белую клетку и устроили чаепитие для кукол и мишек. Собрали с кустов ежевику и малину. Они съедобные, мы знаем.
Потом я зачем-то – уже не помню, зачем, – нахожу на лужайке грибы и раскладываю их по блюдцам. Поднимаю взгляд – Элис жует гриб. Я велю ей выплюнуть и больше об этом не думаю, но после «чаепития» Элис идет домой, ей очень плохо.
В конце концов мама вызывает врача, который не может объяснить недомогание. Я же страшно пугаюсь и потому молчу. Папа убьет меня, если узнает. Мама уходит проводить врача, а я беру с Элис обещание никому не говорить про грибы. К счастью, назавтра она выздоравливает, но маме и по сей день я не рассказываю правду…
Дверь приоткрывается, в щель бьет свет с лестничной площадки. Это Люк.
– Все в порядке, малыш? – шепчет он.
Я бросаю последний взгляд на мирно спящую Хлою и иду за ним в спальню.
– Где Ханна?
– Ужинает внизу с мамой. – Люк притягивает меня к себе. – Как ты?
– Хорошо. Весь день думаю об Элис.
– Неудивительно.
– Мне очень радостно, но и немножко страшно.
Люк убирает прядь волос с моего лица и говорит:
– Ты только пойми меня правильно… Будь осторожна, пожалуйста. Не воодушевляйся слишком. Чтобы потом не стало больно.
– То есть?
– Ну, столько времени прошло… Вы совсем не знаете друг друга. Такие воссоединения не всегда проходят гладко.
– Ты что, настроен против Элис?
Я выскальзываю из рук Люка, начинаю раздеваться. Для меня всегда удовольствие сменить рабочие юбку и блузу на удобные спортивные штаны с футболкой.
– Я не настроен против, а осмотрителен. – Люк хочет что-то добавить, но сдерживается.
– Что? – спрашиваю я, натягивая футболку. – Что ты хотел сказать?
– Ничего.
– Неправда. Я видела.
– Тебе неизвестны намерения Элис. – Люк пожимает плечами.
– Намерения? Ты о чем?!
Я закипаю. Неужели нельзя просто разделить мои чувства? Порадоваться за меня? Люку ведь известно, как много это значит для нас с мамой. Откуда же негативный настрой?
– Ты не знаешь, что именно рассказывали Элис об отъезде. У нее может быть совсем другое представление о прошлом. – Люк вздыхает. – Послушай, Клэр, я рад, что Элис нашлась. Исчезновение сестры уже много лет причиняет тебе боль, и если ее возвращение эту боль излечит, я только за. Я только прошу – будь осторожна, не спеши, и тогда, если повезет, все сложится хорошо.
Люк уходит вниз, оставляет меня подумать. В голове начинает шевелиться сомнение. Что знает Элис? Что ей говорили? Помнит ли она нас? Я мысленно возвращаюсь в день ее исчезновения.