– Тогда вперед, мы тебя ждем. – Он возвращается к своей привычной бодрой деловитости. – У меня мало времени. Скоро приедет треклятая миссис Фриман.

– Миссис Фриман?

Я прячу тушь в карман пиджака и выхожу следом за Леонардом, пытаясь вспомнить, о ком речь. Кажется, на разборке в прошлый понедельник что-то говорили…

– Да. Старуха с кислой физиономией. Нашу миссис Фриман бросил муж. Удивляюсь, почему он терпел ее так долго. Она, наверное, была чертовски хороша в постели, больше ничего на ум не приходит. Поверь, такой красотке надо в койке мешок на голову надевать. И себе заодно – на всякий случай, а то вдруг с нее мешок свалится.

– Леонард, ну что ты такое говоришь, – укоряю я, а сама невольно улыбаюсь.

Леонард ужасно честен, порой до грубости, и на фирме об этом ходят забавные легенды.

Том уже в конференц-зале, стоит у застекленной двери, ведущей в частный сад. При звуке наших шагов оборачивается.

– Отлично, ты ее нашел. – Он с улыбкой кивает мне и занимает место за столом. – Я тебе кофе принес. Как выходные?

– Хорошо. – Я тоже сажусь. На самом деле мне хочется сказать – плохо. Кошмарные были выходные; с приближением очередного дня рождения маме тяжело как никогда. Но я молчу. Том в курсе происходящего. За годы нашей дружбы он столько раз меня поддерживал! Я меняю тему: – Жаль, что ты не приехал на барбекю. Все уладилось?

– Да, ты уж прости, – вздыхает Том. – Изабелла вдруг передумала и затребовала Лотти назад. Мол, у них прием в честь бабушки или еще какое-то мероприятие.

– Изабелла никак не уймется? – спрашивает Леонард, устраиваясь во главе стола.

– Да уж. Обычное дело. Деньги. Ее последний каприз – отвезти Лотти в Нью-Йорк покататься на лыжах. Стоит целое состояние, а раскошелиться должен я. Разве мало им было недели у моря?

– А все потому, что ты не подписал с Изабеллой брачный контракт, – замечает Леонард и, открыв блокнот, достает из внутреннего кармана перьевую ручку «Монблан». – Как я, по-твоему, выжил после трех разводов?

Я шлю Тому сочувственную улыбку. Леонард нам все уши прожужжал о важности брачного контракта.

– Урок усвоен, – говорит Том.

– А тебе заключить такой контракт еще не поздно, – назидательно сообщает Леонард.

Он не отрывает взгляд от блокнота, но постукивает ручкой по столу передо мной.

– У нас с Люком все прекрасно. Думаю, и дальше так будет, – возражаю я.

Замечание Леонарда меня уязвило.

– Ну-ну. «Гордыня до добра не доводит» и все такое прочее.

Я не отвечаю. Спорить бессмысленно, по этому вопросу мы с Леонардом никогда не сойдемся.

Том ловит мой взгляд, одними глазами спрашивает: «Ты в норме?», я коротко киваю, и мы переходим к делу.

Наши понедельничные разборки, как мы их любовно называем, дают возможность рассказать о своих рабочих делах двум другим партнерам. В отношении работы Леонард – большой педант, он считает эти совещания крайне важными для продуктивного управления фирмой.

Так любой из нас может подстраховать партнера, если тот заболел, и взять его дело. Разборки – хорошая традиция, с них приятно начинать неделю, с ними легко поддерживать на фирме семейный дух – мы все трое им очень дорожим.

После разборки я встречаюсь с клиентом, затем иду узнать, свободен ли Том. Его секретарь быстро печатает на компьютере. Она одаривает меня мимолетной улыбкой, не прерывая работы. Дверь к Тому открыта – значит, он не занят. Мы не важничаем и не требуем доклада о своем приходе.

– Тук-тук. Кофе будешь? – Я показываю Тому две чашки.

– Золотые слова, – кивает он.

Мы с Томом вместе отучились в университете, вместе его окончили. В студенчестве у нас завязался небольшой роман, но как только мы получили дипломы, решили оставить любовь за дверями Оксфорда.

Мы были амбициозны, мечтали о карьере, однако и после расставания поддерживали связь. Именно я через год своей работы на фирме порекомендовала Тома начальству.

Предложение о партнерстве мы с Томом получили одновременно.

Я спиной толкаю дверь, та закрывается.

– Ну а теперь, когда мы одни, расскажи, что произошло вчера на самом деле. – Я ставлю кофе перед Томом и сажусь напротив.

– Вот за это я тебя и ценю, – говорит Том. – Никаких предисловий. Никакого хождения вокруг да около. Сразу берешь быка за рога.

– Если я начну ходить вокруг да около, ты скажешь «ближе к делу».

– Правда, – кивает Том. – Хотя рассказывать особо нечего. Изабелла взбесилась от ревности, когда поняла, что я везу Лотти к тебе. Ну… как обычно.

Я хмурюсь.

– Изабелла до сих пор ревнует? Сколько можно? Вы в разводе уже… года три?

– Ты же ее знаешь!

Увы, знаю. Вспыльчивость и ревность бывшей жены Том объясняет горячей итальянской кровью. Люк куда спокойнее относится к нашему с Томом прошлому, за что я ему очень благодарна.

– Ну да ладно, хватит обо мне. Ты-то как? – спрашивает Том.

Медлю с ответом. Может, изобразить непонимание – мол, о чем ты? Отметаю эту мысль. Том прекрасно помнит о дате, которая нависла над нами черной тучей на горизонте. Я шумно вздыхаю.

– Непростая неделя. Мама мрачнеет с каждым днем. Я надеялась, что воскресные посиделки ее взбодрят. Она старалась, умничка, но явно через силу. Леонард, спасибо ему, от мамы почти не отходил, ей вроде бы нравилось.

– Я спрашивал о тебе. Как твоя мама, я знаю; легче ей не становится. – Том отпивает кофе. – Клэр, как ты сама? Хорошо спишь? Вид у тебя усталый.

Я выдавливаю вялый смешок.

– Вежливый намек, что я паршиво выгляжу?

– Я этого не говорил.

– Сплю не очень, если тебе так уж интересно. Осенью я вечно сама не своя. Не понимаю, что чувствую, что вообще нужно чувствовать. За кого я переживаю? За маму? За Элис? За себя? Сегодня ночью я думала – действительно ли скучаю по сестре? Она пропала так давно, что я живу без нее почти всю жизнь. – Я ненадолго умолкаю, смотрю в окно. – Мы ведь в этом году нанимали очередного детектива, опять пытались ее разыскать, но, как всегда, без толку.

– Ни за что бы не подумал, что в наше время трудно найти человека. Однако сколько мы уже ищем, а все никак.

– Я подозреваю, что у нее другая фамилия. Элис ведь уже двадцать с небольшим, вдруг она замужем? Или не хочет, чтобы ее нашли?

– Все может быть. Ты маме об этом говорила?

– Конечно. Мама и сама не глупая, но ей не будет покоя, пока не выяснится хоть что-нибудь. Осенью наше семейство обуревают такие чувства, что даже страшно. И непонятно, как ими управлять.

У Тома звонит телефон – внутренний.