Провожатый остановился и указал на скамью под деревом, корни которого, змеясь по земле, тянулись к каналу. На противоположной стороне узкой улицы находился дом с вывеской, изображавшей лебедя. Маленькая гостиница. Это было вполне логично. Именно такое временное жилище мог выбрать для себя тот человек, на встречу с которым прибыл Беньямин — роскошное, но неприметное.

— Подождите здесь.

Беньямин открыл было рот, чтобы возразить, затем передумал и сел лицом к воде. Она была так спокойна, что теплый свет из окон гостиницы лежал на ее поверхности четкими прямоугольниками. В такие весенние ночи приятно посидеть на улице. Возможно, тот человек опасался, что в стены гостиницы могут быть вмонтированы какие-нибудь подслушивающие устройства. Беньямин отлично понимал, почему он мог желать, чтобы никто не подслушал их разговора. Лучше хранить все в тайне, пока проект не будет завершен — кое-кому очень хотелось, чтобы этого никогда не случилось.

Беньямин услышал шаги и начал подниматься.

Он почувствовал, как что-то холодное и твердое уперлось ему в основание черепа, холодное и твердое, как сталь.

Как ствол оружия.

Но почему?

Он услышал тихий щелчок, чуть ли не шепот, и где-то позади его глаз сверкнули яркие огни. Он не почувствовал боли, только ощутил, насколько тверда земля, на которую он упал.

И прикосновение чьей-то руки, нащупывающей внутренний карман в его куртке.

Потом все потемнело, и больше он уже ничего не чувствовал.

Таверна Мануэля, Хайленд-авеню

Атланта, Джорджия

20:30 по восточному стандартному времени

Той же ночью

В самой старой части таверны «У Мануэля», построенной еще в начале 1950-х годов, находилась стойка бара с высокими табуретами и обшарпанные деревянные кабинки, исписанные и изрисованные многочисленными поколениями студентов. И тогда, и сейчас заведение служило местом встреч местных политизированных демократов, университетской интеллигенции, а также тех, кто хотел бы войти в один из этих кругов. Мануэль мудро выбрал место, расположив свою таверну через дорогу от границы находившегося под постоянным контролем баптистов и методистов Южного округа, где находился Университет Эмори. Бар служил оазисом пива и свободной мысли на краю Сахары воздержания и нетерпимости. И неважно, что основная часть налога с доходов от потребляемого в штате спиртного поступала от поставщиков эликсира дьявола, обретавшихся на той стороне улицы, где в неподписанных коробках из-под бакалейных товаров хранились те самые напитки, которые покупатели потом украдкой проносили на запретную территорию.

Даже когда перемены в межрасовых взаимоотношениях и экономике свели на нет прежние, возможно, устаревшие ценности, и употребление алкоголя на той стороне улицы стало законным, Мануэль не позволил себе перейти к обычной бесхитростной торговле. Окрестности, где некогда возвышались очаровательные особняки, давно уже преобразовались в неразличимые кварталы «доступного жилья», но за баром сохранялась репутация не слишком респектабельного заведения, которую последующие владельцы вовсе не старались исправить. За долгий срок своего существования таверна обрела славу центра сборищ не только добропорядочных левоцентристов, но и людей, недовольных нынешним социальным положением, и даже откровенных бунтарей.

Чернокожий мужчина, шею которого обнимал белый воротничок церковнослужителя, и его белый спутник, облаченный в типичную униформу адвоката — темный костюм с броским галстуком, — не привлекли ничьего внимания. Они были здесь частыми посетителями, всегда занимали одну и ту же кабинку и частенько жаловались (порой на латыни) на низкое качество подаваемых блюд, что, между прочим, являлось еще одной из особенностей «Таверны Мануэля».

— Corruptio optimi pessima[3], — сказал священник, протягивая руку к полупустому кувшину тепловатого пива.

— Да, Фрэнсис, когда портится что-то хорошее, это удручает, — согласился его белый собеседник. Он долил себе остатки пива из кувшина и махнул официанту. — Но мэр имеет точно такое же право на защиту, как и любой другой. Cor illi in genua decidit[4].

— Можно смело держать пари: на колени его поставил только страх, — усмехнулся Фрэнсис. — И уж, конечно, не молитва.

Фрэнсис Нарамба родился в одной из лидирующих по бедности, заболеваемости и коррумпированности стран Западной Африки, учился в Оксфорде, а потом окончил семинарию в Соединенных Штатах. То ли по собственному желанию, то ли по воле кого-то из вышестоящих он получил назначение не в ту адскую дыру, из которой вышел, а в один из быстро разраставшихся приходов африканских иммигрантов в Атланте.

По выражению его сотрапезника Лэнгфорда Рейлли, они оба были жертвами либерального гуманитарного образования и потому не годились ни для чего, требующего реальных знаний и навыков.

Например, для профессии водопроводчика.

И, оказавшись жертвой полученного образования, Фрэнсис делал карьеру в церкви, а Лэнг закончил школу права. Сестра Лэнга была одной из немногих белых прихожанок в общине, возглавляемой Фрэнсисом. Ее трагическая гибель, как ни странно, сблизила священника и адвоката. Вскоре они стали хорошими друзьями. И даже безверие Лэнга и чрезмерная, по его мнению, набожность Фрэнсиса служили им лишь неиссякаемым поводом для дружеских споров. В душе же каждый из них признавал, что его друг, несмотря на свои заблуждения, является одним из умнейших людей на свете.

Лэнг с любопытством наблюдал за официантом, который нес к их столику поднос. У «Мануэля» можно было нарваться на малоприятный сюрприз, что бы ты ни заказывал.

— К счастью, бывший мэр не согласен с мнением Овидия насчет того, что estque pati poenas quam meruisse minus[5].

С таким же любопытством глядел на официанта и компаньон Лэнга, но, когда тарелка оказалась на столе, это выражение сменилось недоуменным подозрением. «Слегка обжаренное» филе походило на головешку. Он тяжело вздохнул, а официант сунул под нос Лэнгу гамбургер и жареную картошку и поспешно удалился.

— К счастью?

Глядя на уставившегося на обугленные останки бифштекса Фрэнсиса, Лэнг с большим трудом скрыл улыбку.

— К счастью для меня. Если бы он считал, что перенести наказание лучше, чем заслужить его, вряд ли он захотел бы платить мне такие громадные деньги за защиту в суде.

Фрэнсис покачал головой и потянулся к бутылочке с соусом.

— Лично мне странно, что он не… Как говорят в сериалах о преступниках?

— Признает свою вину?