она, тем не менее, не могла заставить себя форсировать события. С одной стороны — из осторожности. Повредить саркофаг, благополучно пролежавший на дне моря тысячу лет, было страшно. С другой стороны — потому что всё ещё не знала, что скажет Авроре, когда та откроет глаза.

Большую часть расходов на операцию — а заодно и на организацию нового медицинского центра, где должны были заниматься вскрытием капсул — взяла на себя Элеонор. О своих целях Иса не говорила ей ничего. Она понятия не имела, как сестра отреагирует на новости о возвращении Авроры. Лишь окольными путями попыталась выяснить, знает ли та что-либо об Атлантиде. Иса не сомневалась, что Элеонор отлично умеет врать — и всё же знала её достаточно, чтобы сказать: Элеонор действительно ничего неизвестно ни о состоянии Авроры, ни даже о самом существовании Атлантиды.

«Но тогда чей корабль мы видели под водой?» — снова и снова задавала себе Иса вопрос, ответа на который найти не могла.

Помимо двух саркофагов, найденных в личных апартаментах Авроры, со дна подняли ещё двадцать два. Все они были установлены теперь в отдельных помещениях, каждый находился под пристальным наблюдением лучших специалистов, которых только Исе удалось отыскать в столь сжатый срок.

Она сама много раз обошла саркофаги, раздумывая, с чего начать. Как их активировать Иса знала достаточно хорошо — больше смущал вопрос, чего от них ждать?

Открыть один из тех двадцати двух, которые были найдены позже, казалось куда более безопасным, чем связываться с теми двумя, что касались Авроры. Но Иса ничего не могла с собой поделать — два самых первых интересовали её куда больше.

Когда всё, наконец, было готово, и решение принято, Иса подстраховалась, как только смогла — момента пробуждения вместе с ней ждали и медики, и психиатры, и бригада автоматчиков. Своих людей она убрала подальше от места действия, заранее проинструктировав, что делать, если «объект» поведёт себя агрессивно.

В то же время Иса никому не хотела показывать, как именно проходит активация — на сенсорной поверхности нужно было начертить всего один знак из давно забытого алфавита. Система была древней и вовсе не предназначалась для военных операций — напротив, всё делалось настолько просто, чтобы можно было разбудить напарника быстро и экстренно. Этот символ Иса оставила только троим сотрудникам своей команды, а на первом саркофаге чертила его сама.

Крышка зашипела и послушно двинулась в сторону. Иса затаила дыхание. Из-под полупрозрачного экрана медленно показывалось красивое, молодое идеально ухоженное лицо. Только на щеках через некоторое время показались дорожки инея.

Губы императрицы задрожали, как от холода. Иса необычайно остро вспомнила это состояние — только ей пришлось пережить его не в окружении медиков, а в чужом, опасном мире, рядом с людьми, которые собирались её использовать.

— Аврора… — тихонько позвала она.

Аврора медленно открыла глаза.

— Ты помнишь меня?

Аврора смотрела на неё расширившимися зрачками, и на мгновение Исе стало страшно. Потом бывшая императрица подняла руку и коснулась горла.

Губы её шевельнулись, но не произнесли ни звука.

Иса инстинктивно наклонилась.

— Какой… сейчас год? — она скорее прочитала по губам, чем разобрала звук.

— Две тысячи тридцать третий по летоисчислению Земли. Мы полагаем, что с момента твоего усыпления прошла около тысячи лет.

Аврора устало закрыла глаза.

Но губы её снова шевельнулись. Иса не была уверена, но ей показалось, что она разобрала:

— Он… идёт.

Эти три недели Иса провела в разъездах — так что не было времени ни на встречи с Дезмондом, ни на объяснения с Ноланом. Видеться с Дезмондом походя не хотелось — слишком многое нужно было обсудить. Она боялась даже звонить ему, потому что чувствовала, что не сможет одновременно думать об экспедиции и о том, что происходило между ними. О том, чем собирается заняться, она рассказала ему сразу. Разумеется, новость о том, что Орден не будет принимать участия в подъёме саркофагов, Дезмонд встретил без энтузиазма.

— Если всё пройдёт хорошо, ты узнаешь о результатах, — пообещала она. — Согласись, будет честно, если Аврора сама решит, встречаться с Аэцием или нет. Я говорю тебе об этом не как послу, а как человеку, которому доверяю, и очень надеюсь, что ты не станешь использовать мою честность против меня.

Этого делать Дезмонд не собирался. Но столь же честно предупредил, что Галактион ждёт новостей от него не реже, чем раз в месяц. И по истечении этого срока он так или иначе должен будет ответить ему хоть что-нибудь.

Что же касается Нолана, то Иса понимала, что нужно объясниться. Что несколько сотен лет брака вперемешку со ссорами и разводами предполагают некую степень ответственности… но заставить себя снова с ним встретиться не могла. Она утешала себя мыслью о том, что их последний разговор с Ноланом сам по себе предполагает разрыв. Однако с последней встречи Нолан несколько раз звонил. В основном — не вовремя. Иса отбивала звонок и во второй раз ответила смской: «Я на раскопках в Атлантике. Не знаю, когда вернусь». Если Нолан и удивился, то никак не показал этого удивления.

Возвращение в собственную квартиру — некогда вроде любимую, и задуманную с большими надеждами — виделось Исе как туча на горизонте. То, что туда всё ещё может прийти Нолан, было одной из причин. Но помимо этого на неё давила сама атмосфера. С момента начала работы над экспедицией она провела в Нью Йорке всего одну ночь — сразу после пробуждения Авроры. Проследив, чтобы пробуждающейся древней оказали необходимый уход, встревоженная и растерянная, она поехала не к себе домой, а к Дезмонду — но дверь никто не открыл.

Иса ещё погуляла рядом с домом по берегу реки, позвонила в дверь ещё раз… Потом взяла ком и написала: «Я очень надеюсь, что тебя сейчас не пытает какой-нибудь урод. Если нет — позвони».

Звонок раздался мгновенно.

— Прости… — отозвался Дезмонд. — Что произошло?

— Я хотела заехать к тебе, но тебя здесь нет.

— Извини. Я действительно сейчас далеко.

Иса отметила про себя, что он не говорит — где. Но спорить не хотелось.

— Жаль, — только и сказала она. — Тогда я поеду в свою старую квартиру. И там, может быть, будет Нолан. И…

— Иса! — перебил её Дезмонд, явно недовольный таким направлением разговора. — Я правда сейчас не могу.

— Хорошо, — вздохнула она. — Когда освободишься — позвони.

Уже по дороге домой она решила, что будет собирать вещи. Но вместо этого, едва ступив в квартиру, замерла, глядя на безалаберно брошенную на кухонном диване рукопись. Подошла к ней.