этой рукописи широко привлечены в статье З.В. Тогана. Автором статьи указано, что стамбульская рукопись полнее рукописей брауновской коллекции[96].

13) Рукопись, находившаяся в 1950 г. в книготорговом заведении Экбала в Тегеране. Ничего больше о ней мне не известно[97].

«Переписка» как источник

Эпоха монгольского владычества в Иране и сопредельных странах очень богата источниками, в этот период было создано много больших исторических сочинений. Имена Вардана, Киракоса, Насави, Джузджани, Джувайни, Ибн ал-Асира, Хамдаллаха Казвини, Вассафа — широко известны. Почти все они не только очевидцы, но и участники описываемых событий, а потому их сочинения уже сами по себе являются документами данной эпохи. Очень важной для современного исследователя является возможность сопоставить официальную историографию, создававшуюся при дворах монгольских ханов, с историографией покоренных монголами народов, в первую очередь с сочинениями армянских историков, возможность привлечь памятники сирийской историографии, а также свидетельства европейских путешественников, таких, например, как Марко Поло и др.

И все-таки, несмотря на это обилие источников и на то, что каждый из них сам по себе представляет большой исторический интерес, «Переписка» Рашид ад-Дина по праву должна занять среди них одно из центральных мест. Характер этого памятника — получастная, полуофициальная переписка всемогущего везира — говорит уже сам за себя: из писем мы узнаем то, что нельзя найти ни в одной официальной истории того времени, и вместе с тем материалы «Переписки» на каждом шагу перекликаются с другими источниками данного периода, и в первую очередь со «Сборником летописей». Однако, поскольку письма содержат значительно больше конкретных данных о жизни, чем любое историческое повествование, «Переписка» во многом дополняет другие источники и раскрывает те явления социально-экономической жизни, которые известны лишь в самых общих чертах из исторических сочинений того периода.

Рашид ад-Дин не только политик, стоявший у кормила власти, но и широкообразованный человек: врач, ботаник, историк, богослов и поэт сочетались в нем с государственным деятелем. Разносторонен был этот человек, столь же разносторонней была его переписка. Хозяйственные распоряжения перемежаются в ней с распоряжениями государственного порядка; домашние дела — с рассказами о военных приготовлениях; изложение политических взглядов — с дидактическими наставлениями; богословские рассуждения — с медицинскими сведениями; одновременно с именем пророка и мусульманских святых упоминаются имена Платона и Галена. Рашид ад-Дин украшает свои письма стихами — и персидскими и арабскими, пересыпает бесчисленными цитатами из Корана. Он цитирует и известных поэтов (особенно Са’ди, Низами, ал-Мутанабби и Сана’и) и приводит, видимо, собственные стихи. Довольно большое место в «Переписке» занимают дидактические наставления, очень близкие и по-своему духу и по содержанию тому, что мы находим в иранской дидактической литературе, особенно в Кабус-наме. Причем совпадение с Кабус-наме порою бывает чуть ли не текстуальным (см., например, письмо № 27, а также письма № 20, 21, 22). Увещевая сыновей или давая им отеческие наставления, как следует себя вести в том или ином случае жизни, Рашид иногда приводит и назидательный рассказ из прошлых времен (см., например, № 29), а рядом — сухие перечни принадлежащих ему земель, скота, количества крестьян и рабов, таблицы налогов и рекомендуемых размеров налоговых обложений с того или иного района, описи земельных владений, чертежи новых каналов, планы поместий, описание городов, перечень вакуфных имуществ, перечень того, что должно составлять содержание служителей ханака или абваб ал-бирр, указание размеров пенсий и подарков тем или иным богословам или ученым, перечни медикаментов и плодовых деревьев, тканей и драгоценных камней и т.п. Разнообразен и круг адресатов Рашид ад-Дина. В основном это сыновья, которые занимали различные высокие административные посты в провинциях. Но наряду с ними мы встречаем имена местных династов, крупных чиновников того времени, известных богословов, ученых, врачей. Сохранилось письмо Рашида к ардебильскому шейху Сафи ад-Дину, эпониму династии Сефевидов. Есть письма к управляющим его имениями, к его вольноотпущенникам, пять писем содержат обращения Рашида-везира к жителям и знати городов, и, наконец, три письма адресованы Рашиду другими лицами. Это разнообразие «Переписки» Рашид ад-Дина дает в руки исследователя разносторонний и интересный материал. В «Переписке» мы находим сведения и о социальной жизни эпохи (налоги, землевладение, ленные отношения, рабство, ремесло, торговля и т.п.), и о политической истории, и о культуре того времени.

Причем конкретность содержания позволяет делать обобщения почти в каждом таком направлении и с равным правом говорить как о значении писем Рашид ад-Дина для изучения истории иранской медицины (Э. Браун[98]), так и восстанавливать на их основе картину крупного феодального хозяйства XIII—XIV вв. (А.А. Али-заде и И.П. Петрушевский[99]). Но в первую очередь, конечно, «Переписка» важна как источник по социально-экономическим отношениям и политической истории эпохи монгольского владычества в Иране, странах Закавказья и отчасти Средней Азии.

В «Переписке» значительно более четко и откровенно, чем в «Сборнике летописей», выступают политические взгляды автора. Прежде всего бросается в глаза совершенно определенное стремление рассматривать государство Ильханов как иранское. Не только собственно территорию улуса Хулагидов, но и многие прилежащие земли Рашид ад-Дин именует ***, а кочевых монгольских ханов называет не иначе, как «эмирами»[100] и «государями ислама». Сквозь всю «Переписку» проходят мысли о необходимости точной фиксации налогов и их размеров, о пресечении злоупотреблений чиновников фиска на местах, а также их излишней инициативы и даже мысли об обуздании произвола со стороны монгольских эмиров. Строгость и сдержанная умеренность по отношению к ра’ийатам — вот проповедуемый Рашидом идеал.

Говоря, например, о том, что такое казна правителей и как она должна содержаться, Рашид ад-Дин объясняет, что «приходное казнохранилище — это ра’ийат», так как казна «наполняется их усердным трудом и [тем, что они живут] в достатке» (№ 22). Разъясняя, что правители должны соблюдать разумную умеренность при эксплуатации подданных и что от справедливости правителей в конечном счете зависит процветание страны, Рашид ад-Дин приводит в доказательство ряд вытекающих друг из друга положений, расположенных им внутри замкнутого круга[101], что, по-видимому, должно само по себе лишний раз символизировать взаимосвязанность всех этих явлений. Нельзя получить царство, наставляет Рашид ад-Дин, не имея войска, а войско содержится исключительно благодаря налогам, взимаемым с ра’ийатов, ра’ийатов же можно сохранить[102], лишь проявляя по отношению к ним справедливость (№ 22).

Это место из письма № 22, как уже отмечал И.П. Петрушевский[103], напоминает речь Газан-хана к знати, приведенную в «Сборнике летописей». Устами Газан-хана Рашид ад-Дин так увещевает эмиров, слишком усердствовавших в эксплуатации крестьян: «Я не держу сторону райатов-тазиков, — говорит Газан-хан. — Если польза в том, чтобы всех их ограбить, то на это