обратно в урну и пошел дальше, глядя, как элегантная блондинка переходит улицу: черные брюки, туфли на высоких каблуках, легкий светло-серый шарф тянется следом, как дымок.

На светофоре загорелся красный; Талли все же бросился через дорогу, уворачиваясь от машин, но, когда он выбрался на другую сторону, Верде уже исчезла. Обшаривая глазами улицу и ругаясь, Талли добежал до угла, где успел заметить ее у входа в метро.

Стоя в нескольких шагах от нее на платформе, он краем глаза наблюдал за ней, подождал, пока подойдет поезд и она сядет в него. Талли зашел следом. Свободные места были, но она не стала садиться, и он тоже встал, спиной к ней, но так близко, что чувствовал запах ее духов. На подходе к станции поезд резко затормозил, и он потерял равновесие; Верде протянула руку и спросила, все ли с ним в порядке, ее голос едва было слышно за скрежетом открывающихся и закрывающихся металлических дверей, и поезд снова тронулся.

Он кивнул и отошел, чтобы она не запомнила его, хотя он добавил к своему костюму темные очки и другую бейсболку. Талли стал смотреть на красочную рекламу средства от угрей – и зря: рука непроизвольно потянулась к щеке, где оставались следы подростковых оспин – повод для насмешек, настолько обидных, что он погрузился в воспоминания и чуть не потерял Верде, когда она вышла на следующей остановке.

На улице солнце сияло так ярко, что даже в темных очках приходилось щуриться; люди шли быстро, и она тоже. Талли окинул взглядом мешанину зданий Бауэри, новых, старых, чугунных, с впечатляющими фасадами и богато украшенными деталями, замедлил шаг, лавируя между посетителями, толпящимися в кафе перед гостиницей, и у него мелькнула мысль: хорошо бы посидеть здесь с этой блондинкой, а не бегать за ней.

Она остановилась и заглянула в здание со стеклянным фасадом, и Талли, добравшись туда, сделал то же самое. Он запомнил название: «Новый музей» – и окинул взглядом модернистскую башню в форме зиккурата[5]. Это напомнило ему об одном из его любимых курсов в местном колледже – «История западного искусства».

Верде перешла улицу, и он последовал за ней, подождал, пока она вставляла ключ в разрисованную дверь большого кирпичного здания. Когда дверь за ней закрылась, он проверил звонки – никаких имен, только номера – и отошел, давая ей несколько минут на срочные дела.

На углу двое молодых парней явно приторговывали наркотиками перед зданием Миссии Бауэри[6]. Талли рассеянно понаблюдал за ними и пошел обратно к дому. Он уже готов был нажимать все звонки подряд, репетировал свою историю о ее подруге Шэрон, когда дверь распахнулась, и он столкнулся с блондинкой лицом к лицу. Талли попятился, но она успела разглядеть его, и он тоже заметил холщовую сумку у нее на плече, которой у нее раньше не было. Как раз подходящий размер для картины.

– Вам помочь? – спросила она.

Талли отрицательно покачал головой, погладил усы, чтобы убедиться, что они еще на месте, и пошел прочь, не решаясь оглянуться.

Несколько секунд он раздумывал, затем вернулся к зданию Миссии. Подозвав двух юных наркоторговцев, Талли сказал им, что ему нужна «вон та сумка» и указал на блондинку, которая уже успела отойти на полквартала. Он вручил каждому торчку по пятидесятидолларовой купюре и пообещал еще столько же, если они вернутся с сумкой.

Талли успел потратить три пластинки жевательной резинки и бессчетное количество раз посмотреть на часы, прежде чем парни вернулись с пакетом: прошло целых семнадцать минут.

– Что так долго? – не удержался он.

Один нарик сказал, что им пришлось подыскать подходящее место. Другой, приняв позу из хип-хопа, добавил:

– Пришлось уронить тело на пол, чувак.

– Что? – У Талли пересохло в горле. – Она… хоть жива?

– Она не хотела отдавать эту гребаную сумку!

– Она тут, в переулке неподалеку… – добавил другой.

Талли дал им еще по пятьдесят баксов, и они исчезли. Пытаясь привести мысли в порядок, он запустил руку в сумку, нащупал край чего-то прямоугольного и твердого, и разорвал пузырчатую пленку ровно настолько, чтобы увидеть край холста.

Метро до Квинса было переполнено. Талли стоял, повторяя про себя слова того типа.

«Пришлось уронить тело на пол, чувак».

Господи, они что, убили ее? Это совсем не то, чего он хотел. Его дело – искать, а не убивать людей. Талли крепче вцепился в поручень, прижимая сумку к груди. Но он же ни в чем не виноват, правда? Он только сказал им забрать сумку, а не убивать Верде!

Вернувшись в свой маленький офис в Лонг-Айленд-Сити, он достал картину, снял еще несколько дюймов пузырчатой пленки и окаменел. Это была не та картина, за которой он охотился. Вот дерьмо! Он добыл не ту картину! Как такое могло случиться? Он содрал оставшуюся пузырчатую пленку, перевернул картину, чтобы сравнить обратную сторону с фотографией, которую ему прислали: все совпадает, дата, 1944 год, даже пятна на холсте.

Оборотная сторона совпадает. А лицевая нет. Какого хрена?

Талли посидел несколько минут, вспоминая уроки по истории западного искусства. Это было давно, и он мало что помнил, но художника на картине невозможно было забыть или с кем-нибудь спутать.

Быстрый поиск в Интернете подтвердил его догадки. Ни одна из картин не соответствует в точности, но как похоже… Талли выудил из ящика стола старую пачку сигарет, прикурил и затянулся. Опять сорвался, но это сейчас не важно; нужно подумать, разобраться во всем этом.

Талли вытащил из стопки комикс про Джимми Олсена, первый в серии. Он обошелся ему почти в четыреста долларов на eBay – больше, чем он когда-либо тратил на один комикс, но оно того стоило, это коллекция, которую он считал своим пенсионным фондом. Но и это сейчас не имело значения.

Он снова посмотрел на картину и сделал дрожащими руками пару снимков на мобильный телефон. В голове у него постепенно созревал план.

7

Аликс лежала на диване с заплывшим глазом, а я прижимал пакет со льдом к ее щеке.

– Если бы я там был, я бы их прикончил!

Я никогда никого не убивал, хотя в этот момент, кажется, мог бы. Аликс с пакетом льда у щеки в который раз объясняла, как пара добрых самаритян помогла ей подняться и проводила домой, и что с ней все в порядке, но я все не мог успокоиться.

– Я в порядке, – повторяла Аликс. – Я знаю, уличный мальчик в тебе просто умирает от желания свернуть