Слэйн начал рассказывать ему о своей проблеме со снами, о головных болях и тошноте. Мэйс слушал, а его седая бородка (прекрасное дополнение к его гадкому виду) покачивалась в такт его кивающей пятнистой голове.

– Всё понятно. Всё, как и раньше. Вы принимаете энергены и капсулы, которые я вам прописал в прошлый раз?

– Конечно же, принимаю, док, – неожиданно даже для самого себя, словно отчеканивая без запинки слова, произнёс Слэйн. – Я всё делал так, как вы мне говорили, – сказал он, повышая тон, и продолжил рассказывать о том, что с прошлого сеанса прошло три месяца, но сны и головные боли так и не прекратились, а лишь усилились. Сначала они повторялись с периодичностью раз в неделю, затем каждые трое суток, пока не овладели каждым утром, днём и вечером.

Слэйн в открытой форме критиковал доктора и его метод с капсулами и энергенами. Искренне доказывая свою правоту – истину неизлечимо больного человека, он отмечал, что все средства, известные современной медицине, помогают лишь на некоторое время. Боли усиливались вдвойне и становились ещё сильнее. Холодным металлическим голосом он рапортовал Мэйсу о том, что привлечёт его к дисциплинарной, высшей мере наказания за обман.

– Тише, ну что же вы, голубчик, так сразу? Хорошо, Брюс, я вас понял, в этом деле главное – без паники! – ответил доктор Мэйс, улыбаясь желейными губами. – Жду вас завтра у себя в любое время суток, начиная с обеда и заканчивая ночным энергеном. И настоятельно вас прошу не беспокоиться. Сегодня же примите энерген успокоения в двойной дозе. Пусть это и не самый лучший совет, но поспешу вас заранее успокоить, что это поможет, и за одну ночь ничего особенного не произойдет, доверьтесь мне.

– Я вас понял, док. Что же, тогда до завтра, – лукаво оскаливаясь, Слэйн свернул голограмму.

Как только голограмма доктора Мэйса исчезла, следом появилась голограмма оператора – той самой девушки с оранжевым платком. Слэйн задумался о том, как выглядела оператор в прошлый раз, и понял, что перед ним была уже не она. Эта очень похожа на предыдущую, практически точная копия.

– К вам подключается миссис Дженнифер Лэддис, мистер Слэйн, соединить вас? – улыбаясь, спросила оператор.

– Да, пожалуйста, – быстро ответил Слэйн, меняя лукавый оскал на спокойную безразличную улыбку.

Сидя в аэромобиле, он принял голограмму от жены – «Любимый Джем».

История их знакомства проста и особо не впечатляет. Так что же было?

Слушая свою жену, Слэйн погрузился в воспоминания.

Была корпоративная вечеринка компании, на которую один из любимейших сотрудников директора – Слэйна старшего – привёл свою дочку. Как и всегда на подобных мероприятиях, было очень скучно. В тот вечер, перепив антистрессовых энергенов, Слэйн был довольно разговорчив со всеми. Тут, как нельзя кстати, рядом оказалась Дженнифер, или просто Дженни.

Вечер был скрашен общением и флиртом с молоденькой красавицей с интимным продолжением в её пентхаусе. Как позже выяснилось, Дженни была совершенно ни при чём. Во всяком случае, она так отшучивалась первое время. Их роман закрутился молниеносно. Хотя было очень странно, что подобное могло произойти с таким невыносимым снобом, как Слэйн. Ему верилось в это с трудом, он всегда думал, что встреча с Дженни была подстроена их родителями. Так это или нет, но одно ему было до сих пор непонятно: как он мог полюбить человека, к которому позже, после всех признаний, остался совершенно равнодушным и как бы даже сказать, пустым, что ли? Имелись какие-то доказательства этой любви – видеоматериалы, заложенные внутрь чипа Слэйна, но почему-то иногда ему казалось, что это больше похоже на игру или ток-шоу. Во всём чувствовался неудачный сюжет для любовного романа с оттенками дешёвого, бульварного чтива.

Он устал от постоянного самообмана.

Каждое утро, вставая с постели, Слэйн чувствовал себя истощённым от жизненных обстоятельств, сложившихся именно таким образом. Устал от того, что он муж, что эта совершенно чужая женщина – его жена.

Между нами была любовь вселенского масштаба, и есть некоторые доказательства, но самое ужасное, что это нигде не запечатлено, в памяти ничего не отложилось, а сердце при виде её не начинает бешено колотиться, думал Слэйн, с интересом осматривая голограмму жены.

«Да нет же! У меня всё отлично, я просто устал», – подумал он, улыбаясь собственным мыслям в ответ.

– Дорогой, ты уже готов? – спрашивала её голограмма и мгновенно дополняла с более нервной тональностью в голосе:

– Я уже выезжаю в ресторан. Звонила твоя мама. Она передала, что они с отцом уже ждут нас. Поторапливайся!

– Жду тебя там, целую и до встречи. – Она говорила, а её губы искусственно подрагивали в такт её словам, и слегка закатывались неестественно красивые глаза.

– Я тебя понял, – единственное, что произнёс Слэйн за всё время.

Она всегда говорила ему, что её пугают подобные припадки.

Однако человеку свойственно знать правду.

Существует тип людей, которые живут и стараются её не замечать, будто правды нет в этом мире. Весь парадокс в том, что они же и борются с её проявлениями, хотя по-своему уверяют, что стопроцентной правды нет, при этом слепо, с безнравственностью и насилием навязывают своё правдивое мнение. Ещё есть редкий тип людей, их небольшое количество, которые верят в собственную правду, не распространяя её на других. Они здраво и логично утверждают, что правда у каждого своя и что это понятие – сугубо личное.

Придя домой, Слэйн не переставал размышлять на эту тему, параллельно занимаясь другими делами: он провёл процедуру ионоочищения тела и… выпил две порции антидепрессанта-энергена и подобрал для себя костюм..

Что есть правда для него? Мысленно он мог задавать себе подобные вопросы, но ни на один не находил достойных ответов.

Это то, чего он не знает точно, так же как и все люди. Это то, что будет, возможно, завтра. А ещё правда в том, что он совершенно не любит и не хочет полностью знать все тайны, и поэтому ему настолько ненавистно значение слова «ЗАВТРА».

Думы о завтрашнем дне постоянно приводят в один и тот же тупик, в который все так или иначе попадают снова и снова. Самый первый человек на Земле, видимо, был таким же наивным простаком.

Если счастье существует, оно может быть только здесь и сейчас. Никак иначе.

В раю или аду нет завтрашнего дня. Если эти места существуют, то у них в запасе есть вчерашние дни, и они тесно переплетены с действующим небытием.

Пожалуй, это и есть настоящая свобода, чистая, ничем не разбавленная. Это и есть счастье – насладиться хотя бы одной драгоценной каплей существования в настоящий момент.

Круговорот, или же просто вечная мельница? Скучный мир создан по схеме только одного круга – геометрической фигуры. Вспоминается капля воды, котора, я скатившись по руке, падает с кончика пальца в маленькую лужицу, при этом образуется круглый развод, а следом появляются всё новые и новые кольца.