Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поклонились и ушли. А жизнь потекла дальше своим чередом, как будто ничего не произошло.
Год с лишним минул, и как-то осенью, когда зима уже стояла на пороге, появился в деревне странник, совсем ещё молодой, но худой, измождённый и слепой. Глаза словно заволокло белёсым туманом. В тёмных волосах пряди седых волос мелькают. Шёл и палкой впереди себя дорогу простукивал. Несколько старушек вышли к нему навстречу, вынесли хлеб и тёплое молоко, стали к себе домой зазывать, отдохнуть и обогреться. Хлеб взял, молоко выпил, а в гости зайти отказался.
— Спасибо, добрые люди. Нет ли у вас в деревне заброшенного дома? Там бы я и остановился перезимовать, если никто возражать не станет.
Невдалеке от дома Спэй, на самом краю деревни, был старый покосившийся дом, в котором уже много лет никто не жил. Отвели незнакомца туда, помогли растопить печь, принесли дров и кое-какой еды, убрали паутину и вымели мусор. В старых сундуках даже одеяла нашлись, некоторые, правда, были подпорчены молью. И ушли. Он вздохнул с облегчением, оставшись один, так как не привык к такой заботе, а потому вызывала она у него чувство неловкости и беспокойства. Как жил пришлый в этом неказистом доме, чем занимался, никто толком не знал. Но каждый день кто-нибудь приносил к его порогу корзину со съестным. И всё чаще это делала Спэй. Кому, как не ей было знать об одиноком голодном скитании.
И всё больше донимало её любопытство: кто он такой, откуда пришёл, куда и зачем собирается отправиться весной. И вот однажды девушка робко постучалась в дверь и вошла, не дожидаясь ответа. И стала приходить каждый день. Что-то очень сильно тянуло её сюда. Она убирала, готовила, топила печь, тихонько напевая свои незатейливые песенки. А слепец прислушивался и не прогонял её. Иногда Спэй рассказывала ему о жизни в деревне, о людях, населявших её. Он всегда молчал, лишь изредка слово слетало с его губ. Девушка несколько раз пыталась узнать, как его зовут, но так и не добилась ответа. О её имени странник не спрашивал, и как-то так получилось, что сразу она не назвала его, а потом было уже ни к чему.
Закончилась зима, и скиталец засобирался в путь.
— Не уходи, останься, — попросила Спэй.
— Не могу, я должен уйти. Мне слишком хорошо здесь, — такой длинной фразы от него девушка ещё не слышала.
— У меня день рождения в середине весны. Останься хотя бы до него. Мне будет очень грустно, если ты уйдёшь.
Слепец ничего не ответил, но остался.
И месяц этот ещё больше их сблизил.
Он должен был уйти на рассвете второго утра после её дня рождения. Накануне вечером Спэй была у него, и такая тоска охватила обоих, так настойчива была девушка в своём желании узнать причину его ухода, что поток горестных слов вдруг вырвался из уст странника. Скиталец рассказал, как десять лет назад чёрная зависть душила его, и в гневе он толкнул своего сводного брата, тот упал, ударился головой о камни и тут же умер. Как событие это сделало его изгоем. Но самым худшим было то, что повлекло оно гибель всех, кто ему был дорог, весь его мир рухнул.
— Я хотел умереть, но не умер. И тогда я решил, что не достоин видеть небесную синеву и зелень лугов, солнечный свет и сияние звёзд. Вечером я уснул в слезах, а утром проснулся слепым. И с тех пор неприкаянно брожу по свету. Издевательства, голод и холод — даже это недостаточно сильное наказание для меня. Мне слишком хорошо здесь.
— Рэн, — прошептала в ужасе Спэй. Её рука задрожала и выскользнула из его руки.
— Спэй? Это ты? Спэй! Прости! — он в отчаянии протянул к ней руки. — Прости! Где ты?!
Но услышал лишь торопливые шаги убегающей девушки, скрип и хлопок двери.
Спэй не спала всю ночь. Горечь волнами поднималась в груди, страшные воспоминания были такими яркими, словно всё произошло только вчера. Слёзы застилали глаза. В ушах стоял голос Рэна, полный отчаяния и мольбы. Гнев сменялся жалостью и пониманием, что смерть Фила в значительной мере была случайна, что в поступке Рэна не было намерения убить. Но ведь убил! Из-за него разорвалась защитная завеса! Из-за него все погибли! Всё погибло! Но через собственную боль она вдруг осознала всю глубину и силу его боли. И эти глубина и сила потрясли её.
Едва начало светать, а Спэй уже была у дома Рэна. Открыла дверь. Пусто. Она стала озираться по сторонам. Никого. И побежала по дороге в сторону леса.
В ещё сумеречном свете впереди увидела осторожно шагающего мужчину.
— Рэн! Рэн, постой! Рэн!
Он остановился, обернулся. Она подбежала, схватила его за руку:
— Я прощаю тебя! И ты меня прости.
— Спасибо, — едва слышно прошептал он.
И такова была сила её прощения, и такова была сила его раскаяния, что мутно-серая пелена, застилавшая его глаза, спала. Фиалковый взгляд встретился с лазурным. И уже давно таившаяся любовь вырвалась на свободу. Магия этой любви вдруг наполнила волайтов. Прекрасные, полные жизни крылья развернулись за их спинами. И тут же почувствовали они, что на востоке в горах есть место, которое ждёт их.
Спэй и Рэн вернулись в деревню, чтобы проститься с её добрыми жителями. Они шли, держась за руки, не пряча своих крыльев. Люди окружали их и шли следом, со смущением и восторгом.
Приёмные родители девушки услышали шум на улице и вышли на порог. Спэй поклонилась сначала им, потом повернулась к другим селянам и снова поклонилась.
— Спасибо вам всем! Я никогда не забуду вашу доброту!
— А вас, — она снова повернулась к родителям, — я люблю всем своим сердцем.
— Мы тоже очень любим тебя, дочка, — голос вира Кордиса дрогнул. — И всё понимаем. Мы всегда знали, что однажды ты покинешь нас. Каждый должен обрести своё место в жизни.
— Пусть на твоём пути как можно меньше будет шипов, девочка моя, — всхлипнула мули Пекта.
Вскоре, ещё раз сказав друг другу тёплые слова и обнявшись, они простились.
Спэй и Рэн взлетели и направились на восток.
Заснеженная горная долина встретила волайтов. Но как только их ноги коснулись земли, живительные лучи