Неподалеку, возле переполненной урны топтался подросток в синтетической куртке с огромной золотой надписью «The King» на спине.В правой руке подросток держал грязную холщовую сумку, полную пустых бутылок. Левой рукой он методично ворошил в урне верхний культурный слой.

— Эй, мальчик! — позвала Ксения Петровна.

Подросток нерешительно обернулся.

— Да, да, ты. Подойди-ка сюда.

Подросток нерешительно подошел.

Ксения Петровна вытащила из портмоне пожилую двадцатидолларовую купюру и показала подростку.

— Хочешь сто долларов заработать?

— Ну, — нерешительно ответил подросток.

— Видишь в кафе за столиком представительный мужчина сидит с двумя друзьями. Вон там, в центре, в костюме. Видишь? Пирожное ест.

Подросток обернулся.

— Ну.

Ксения Петровна спрятала купюру обратно в портмоне и вытащила из сумочки пистолет в бесцветном полиэтиленовом пакете. Она освободила пистолет от упаковки и показала подростку.

— Я дам тебе пистолет. Настоящий, импортный. Ты войдешь в кафе, подойдешь к этому человеку и выстрелишь ему прямо в голову. Раза два или три. Убьешь его, понимаешь?

— Ну.

— И убежишь потом. А мы через час подъедем вон туда, к трамвайной остановке, и деньги тебе отдадим. Согласен?

— А че… — неопределенно ответил подросток.

— В смысле? — спросила Ксения Петровна, с напористой легкостью переходя на язык своего собеседника.

— Нормально, — равнодушно ответил подросток.

Ксения Петровна протянула подростку пистолет.

— Откуда у тебя это? — спросил Валентин Викторович, произнося слово «это» как рискованный, многозначительный эвфемизм, отдельно.

Ксения Петровна не ответила.

Подросток поставил сумку на тротуар и стал с неподдельным интересом разглядывать оружие. Ксения Петровна снова обернулась к нему.

— Ну давай, иди, не трать времени.

Подросток улыбнулся и поднял сумку.

— И пистолет не потеряй! — крикнула Ксения Петровна ему вдогонку. — Он денег стоит!

Она снова нажала на кнопку. Стекло поехало вверх. Она потрогала щеку. Грим держался.

Она обернулась к Валентину Викторовичу.

— Ну? Чего ты ждешь? Поехали.

— Куда?

— Как куда? В театр.

Ксения Петровна достала папиросную коробку.

— Может успеем еще. Ко второму отделению.

Валентин Викторович включил мотор. Ксения Петровна достала из коробки предпоследнюю папиросу. Она порылась в карманах жакета, поискала в сумочке, жалобно посмотрела на Валентина Викторовича.

— Где моя зажигалка?

Она стала выкладывать перед собой свои принадлежности: блокнот, помаду, пудреницу, полиэтиленовый пакет из-под пистолета, корвалол, валидол, анальгин, еще какие-то лекарства с названиями, позаимствованными из переводных фантастических романов, очки для близи, очки для дали, очки для представительности, радиотелефон, перчатки, ватные затычки для ушей, глазные капли. Краем глаза она заметила, что время остановилось — по крайней мере, в радиусе полутора метров. Она подняла голову.

Валентин Викторович застыл в классической позе киношного сыщика. Словно демонстрируя неопровержимую улику, он держал двумя пальцами за уголок полиэтиленовый пакет из-под пистолета. На дне пакета лежала какая-то длинная черная железка.

— Что это? — недовольно спросила Ксения Петровна, приглядываясь. — И почему ты на меня так смотришь? Что ты молчишь?

Она оглянулась в противоположную сторону и увидела, как подросток входит в кафе.

Тяжелая стеклянная дверь на некоторое время задержала его, но, в конце концов, ему удалось преодолеть это препятствие, и он вошел. Он потоптался некоторое время у входа, потом подошел к столику, за которым сидел Харин с телохранителями, и остановился прямо перед ним.

Два мгновения назад Харин благоговейно взял с тарелки предпоследнее пирожное — корзиночку. Мгновение назад он далеко высунул язык, чтобы слизнуть с витой кремовой верхушки рубиновую капельку джема. Теперь он тоже почувствовал, что время остановилось. Он убрал язык поднял глаза и посмотрел на улыбающегося мальчика.

— Тебе чего, мальчик?

— Асталалиста, дядя.

Подросток поднял пистолет и направил его Харину прямо в нос.

В машине Ксения Петровна с досадой разглядывала забытую в пакете обойму.

— Может там все-таки что-нибудь еще осталось? — спрашивала она Валентина Викторовича без особой, впрочем, надежды. — Где-нибудь в дуле?

Подросток нажал на курок.

Пистолет равнодушно щелкнул.

Харин медленно покосился в сторону стеклянной стены. Позади студенистых отражений с любопытством сгрудились неразборчивые фрагменты пространства. За стеклянными дверями зеленел край газона.

Улыбаясь, подросток еще раз нажал на курок.

Харин взглянул на телохранителей.

Телохранители очнулись. Они одновременно вскочили из-за стола, доставая пистолеты из-подмышек и опрокидывая стулья. Они открыли огонь, рискуя прострелить себе рубашки.

Первая пуля попала в пол, вторая, — в потолок. Третья, четвертая, пятая, шестая, седьмая, восьмая девятая и десятая почти одновременно прибыли по назначению.

Подросток исчез, оставив по себе приблизительную копию, мятую, скомканную, отброшенную под соседний стол, на глазах теряющую сходство с оригиналом.

Бутылки со звоном раскатились по мраморному полу.

В кафе наступила тишина. Посетители замерли. Казалось, только столбики пара над кофейными чашками осмеливаются, в силу своей очевидной бесплотности, время от времени осторожно пошевелиться.

Через некоторое время послышался негромкий шорох. Мужчина с газетой стоял в дверях. Он вышел из кафе уже почти наполовину и хотел выйти совсем. На толстом дверном стекле он снова видел свое отражение. В этот раз он смотрел на себя безо всякого удовольствия. Сквозь глубокие тени настойчиво проступала неопрятная уличная реальность.

Телохранители строго переглянулись. Они посмотрели на недовольного Харина.

— Этот, вроде, с ним был,.. — сказал один из них задумчиво.

— Вроде, да,.. — сказал другой неуверенно.

Телохранители помолчали, посмотрели друг на друга, потом на всякий случай снова подняли пистолеты и открыли огонь. Мужчина с газетой пролетел сквозь медленно рассыпавшуюся, как титры в телепередаче стеклянную дверь и упал на лужайку. Телохранители спрятали пистолеты и огляделись по сторонам.

Посетители кафе по мере сил и способностей пытались уподобиться неодушевленным существам. Казалось, что все они, пораженные поразительной простотой превращения живой материи в неживую, пробуют, каждый по своему, повторить этот несложный, но любопытный рекламный трюк.