class="p">Самый шелудивый песик всегда может кивнуть на сверкающие пуделиные ордена. И дать понять, что по праву рождения и он имеет к ним прямое отношение.

Такая же история и с людьми.

Благодаря наличию гениев самые беспросветные тупицы утешаются тем, что принадлежат к умнейшим существам.

Помимо всего прочего, в слове «гениальность» зашифрована и дерзкая мечта: когда-нибудь свернуть шею дарвинизму и аннулировать тот приговор, что вынесен человеку теорией эволюции.

(Будем откровенны: нет теории, которую человечество ненавидело бы сильнее, чем творение Ч. Р. Дарвина.)

Со скрипом и бесконечными оговорками homo согласился на признание своей животной родословной. Но при этом он никак не может смириться с тем, что и его мозг имеет такую же неаппетитную историю, как и весь остальной организм.

А гении, самим фактом своего существования, позволяют жить грезам о еще не открытых «тайнах разума», о том, что все «не так просто», как это очертили Чарльз Роберт Дарвин и Иван Петрович Павлов.

В культуре «гении» играют ту же роль, что в религии исполняют святые. Они — позвонки той хребтины, что позволяет мифу о человеке сохранять величавую осанку.

Для множества людей гениальность — это очень важная и болезненная тема, позволяющая сохранять веру в человека и его высочайшее предназначение. А также в «личность» и «индивидуальность».

Гениальность лучше бы не трогать холодным скальпелем.

Но! Наличие «неведомых свойств» ставит под сомнение представление о происхождении и развитии мозга человека.

А вот это обстоятельство, увы, отменяет всякую деликатность в отношении данного вопроса.

Как узнать природу явления?

Для этого надо, в первую очередь, вычислить его происхождение.

Это элементарно.

От конечного результата надо просто спуститься вниз по цепочке эволюционных событий до самого «анцестрального» зернышка, из которого все и выросло. Оно есть всегда.

Приведу самый простой пример.

Выясняя происхождение «Боинга» 737, мы просто включаем обратный отсчет тех открытий и изобретений, которые привели к сегодняшней кондиции самолета.

Начинаем спуск. Разумеется, пропускаем все штатные модели самолетов до трипланов начала XX века и паролётов Уилкинса ХIX-го.

Доберемся до орнитоптеров Буратини XVII-го столетия.

От них закономерно спустимся еще ниже, к ноголётам эпохи Возрождения, а потом и к махолётам короля Бладуда.

Ещё чуть ниже обнаружится Архит Тарентский с его ручными леталками.

А совсем глубоко забурившись в века, мы, наконец, упремся в набор рваных кож и палок на трупе первого безумца, решившего помахать крыльями над пропастью.

Строго говоря, и этот безызвестный мертвец не будет той самой анцестральной точкой.

Он — лишь нижний рубеж человеческих попыток. Всего лишь прадедушка Боинга. Но никак не первопричина самолета.

Настоящая же точка начала родословной лайнера находится значительно ниже по временной шкале.

Так что дальнейший спуск пойдет по перьевым и кожистым крыльям птиц, птерозавров и летучих мышек.

Затем по перепонкам летающих лягушек и прозрачному хитину меганевр.

Потом — по плавниковым расширениям рыб. За рыбами спуск уйдет в глубины первичного океана, пока не упрется в истинный, весьма неожиданный прообраз.

К счастью, свою эволюцию имеет все без исключения. Как на планете, так и во вселенной.

И все имеет вычисляемую анцестральную точку.

Такая же история с гениальностью.

Ее штаб-квартирой, несомненно, является головной мозг.

В этом легко убедиться, просто пошалив обычным миксером в извилинах, например, сэра Исаака Ньютона.

Миксер может за пять минут переделать его в обычного идиота.

Уважаемого Исаака больше никогда не будут волновать ни гравитации, ни аберрации.

Но!

Это будет эффектный, но бессмысленный эксперимент.

Конечно, мы получим некоторое количество мозгового мусса.

Но этот деликатес не ответит на наш главный вопрос: гениальность была порождением этих извилин или их случайной гостьей?

Бывает ли особенный мозг, потенциал которого существенно сильнее, чем у других особей homo?

Для того чтобы решить эти загадки, для начала следует разобраться с тем, что такое мозг.

После этого можно будет начать спуск по вехам его эволюционной биографии.

Глава III

ЗАДНИЦА-2

Первые анатомы называли полушария мозга совсем даже не «гемисферами», как это принято с XVII столетия по настоящее время, т.е. не полушариями.

Гален, Герофил и Эразистрат именовали их «клюнибусами».

То есть ягодицами.

Обнаженный мозг напомнил античным живорезам старую морщинистую задницу.

Вероятно, ассоциация возникла из-за прямого разрезика, который делит этот почтенный орган на половинки.

Так или иначе, но самое первое впечатление оказалось и самым верным.

Только имея в голове задницу-2 можно было нажить такую неаппетитную историю и получить столь жалкие (на данный момент) результаты развития вида.

Марсоход и БАК, конечно, милые штучки. Но являются ли они лицом людской цивилизации?

Безусловно, нет. Это лишь вишенки на большом торте из Освенцимов и сериалов.

Наши марсоходные вишенки можно положить на его глупую глазурь, а можно и снять. Торт этого даже не заметит.

Да, сам человек пребывает в полном восторге от собственных достижений. (Они представляются ему грандиозными).

Homo восхищается своим мозгом, гордится мумиями, ракетами и газировкой. Он уверен в наличии «внутреннего космоса», «души» и уникальности каждого человека.

Конечно, он мастерски обманут. И это не удивительно.

Примерно 5200 лет назад в Междуречье запустилась хронология цивилизации. Одновременно с ней включился и генератор мифа о «тайне» человека.

Генератор тарахтит до сих пор, непрерывно обновляя галиматью шумерских графоманов.

В сказании о Гильгамеше, в самом первом опусе человечества, разумеется, рулили демоны и владыки, но и высшее предназначение homo тоже прощупывалось.

Откуда вообще взялась эта первичная, шумеро-аккадская ахинея?

Поясню.

Изумления появились задолго до клинописи Междуречья. В лесах, саваннах и пещерах. Всюду, где шныряли первичные стаи людей.

Землетрясения, сели, эхо, оползни, гейзеры, обычные и шаровые молнии, внезапные удачи и трагические случайности совсем игнорировать было сложно. Они озадачивали даже homo.

Сильно удивляться он еще не умел, но некоторые недоумения возникали. Их надо было хоть как-то, но удовлетворять.

Предложить их правильные объяснения мозг, разумеется, не мог и, по своему обыкновению, плодил забористые химеры. Те скапливались и зудели в первобытных черепах.

Вопросы и ответы такого же качества, вероятно, возникают даже у гиппопотамов. Но те не имеют возможности их обсудить и передать свои понимания детям.

А хомо уже мог. Ведь как только речь закрепилась в обиходе — ей тут же нашли самое извращенное применение.

Естественное слабоумие людей того времени и не могло не породить богов.

А также наборы тех нелепых представлений, которые всегда идут с богами в комплекте.

В этом не было бы ничего страшного. Но, увы, существует закон «занятого места», когда пришедший первым, остается вечным хозяином.

Так и получилось. И с богами, и