Впереди окопа показался танк. Был он сперва маленьким, безобидным и гудел, как шмель. Но с каждой минутой танк становился все больше. Казалось, он рос на глазах. Мотор грозно ревел, гусеницы лязгали железом. А на броне стали различимы черные кресты. Он тяжело взбирался на пригорки и со скрипом скатывался вниз. Его длинная пушка угрожающе покачивалась, словно ждала удобного момента, чтобы выстрелить. Фашистский танк шел на маленькую солдатскую крепость – на окоп, дерзко вырытый на ничейной земле.

Серёже вдруг стало не по себе – сердце забилось тревожно, и мальчик упал на дно окопа рядом с притихшим дедом.

– Ты что? – спросил раненый.

– Дед, мы погибаем! Дед, пришел конец! Он ползет на нас!

– Танк? – спросил дед и по растерянному виду мальчика понял: танк.

Солдат с трудом поднялся, навалился грудью на переднюю стенку окопа и стал наблюдать за приближающейся громадой. Не отрывая глаз от танка, он сказал Серёже:

– Времени мало. Слушай и запоминай. Этот танк хочет обойти наш полк слева и неожиданно ударить с фланга. Но у него ничего не выйдет. Я помогу своей роте, зря, что ли, пришел на войну.

– Дед, он же раздавит тебя!

– Если так рассуждать, никогда не победишь врага, – сказал дед.

И он достал из ниши, вырытой в стенке окопа, гранату, похожую на большую консервную банку.

– Разве гранатой его остановишь? – безнадежно произнес Серёжа.

– Остановишь, если к гранате добавишь еще кое-что.

– Что добавишь? – воскликнул мальчик.

Но дед не ответил на его вопрос. Он спешил сказать ему главное:

– Если я не вернусь, пойдешь домой один. Это мой приказ!

Дед хотел еще что-то сказать, но грохот фашистского танка заглушил его голос. Земля дрожала. Приближающийся танк становился все больше, все громадней. Был он уже величиной с паровоз, а может быть, с дом. Так казалось Серёже. Гусеницы безжалостно перекапывали нежную землю. Пушка зловеще покачивалась. Серёжа сжался, зажмурил глаза. Но, пересилив себя, посмотрел в глаза деду и спросил:

– Можно я с тобой?

Он произнес эти слова громко, но в грохоте танков дед не услышал просьбы внука. А может быть, и услышал, но не захотел напоследок сказать «нет».

Он стиснул зубы, чтобы заглушить боль, перевалил через бруствер и, прижимаясь к земле, пополз навстречу ревущей громаде.

Отчаяние охватило Серёжу. Он хотел было броситься за дедом, но в это время на конце длинного ствола пушки ослепительно сверкнуло рваное пламя, прогремел выстрел. И совсем близко от окопа разорвался снаряд. Воздух стал плотным, почти твердым. Взрывная волна сбила мальчика с ног и бросила на дно окопа. А когда он поднялся на ноги, ему на голову и на плечи посыпались комья земли.

Танк был совсем близко. И фашистский заряжающий, вероятно, уже заслал новый снаряд в патронник орудия. Но выстрелить ему не удалось.

Серёжа увидел, как рядом с огромным танком возникла маленькая и на вид слабая фигура деда-солдата. И в следующее мгновение что-то грохнуло. И танк, скрежеща, завертелся на месте, как подбитый зверь. Чадящее облако окутало громадину. А потом в черном облаке забилось оранжевое пламя.

Фигурка солдата исчезла.

И тогда Серёжа закричал, на всю ничейную землю закричал:

– Дед!.. Дед!.. Дед!..

Фашистский танк замер. Он горел, как деревянный. Временами раздавались взрывы – это рвался боекомплект: снаряды и патроны.

А потом все кончилось. И только с того места, где стоял танк, к небу поднимался столб дыма и черной сажей пачкал проплывающие облака.

Дед не возвращался.

Серёжа выбрался из окопа и пополз к догорающему танку.

Огромный танк был черным и безжизненным. От него тянуло душным жаром, обжигающим лицо. Уткнувшаяся в землю пушка напоминала большую головню. Краска обгорела, и остов танка покрылся окалиной, словно тяжелую машину запихнули в огромную печь и огонь выжег все, что в ней было живого и смертоносного. Осталась одна оболочка, безопасная и жалкая.

Но никакой печи не было. А был невысокий рыжеватый солдат, Серёжин дед, который не побоялся, встал на пути ревущей стальной громады с гранатой в руке. Правда, кроме обычного оружия потребовалось отважное сердце, которое взорвалось вместе с гранатой.

В нескольких шагах от танка Серёжа увидел деда.

Он лежал на земле, раскинув руки, и неподвижными глазами смотрел в небо. Лицо его было спокойно, словно умирать ему было совсем не больно. Только из молодого он снова стал старым: появилась белая борода клинышком, а на месте двух рыжих перышков оказались густые усы, подпирающие нос. В этом страшном коротком бою он прожил целую жизнь и состарился – многие годы вместились в одно мгновенье.

– Дед!

Серёжа стоял на сожженной земле и не сводил глаз с деда, словно старался получше запомнить его. Слезы текли по обветренному лицу мальчика, и он смахивал их жестким рукавом гимнастерки.

А может быть, дед жив? Просто ранен?

Серёжа опустился на колени и прижался ухом к груди деда в надежде услышать хотя бы слабый звук. Но под гимнастеркой у старого солдата было тихо.

А мальчик все ждал, все надеялся. И вдруг почувствовал едва заметные удары – это в груди деда отдавалось биение Серёжиного сердца. И мальчику показалось, что у них с дедом одно, общее сердце.

Серёжа поднялся с земли. Но был он уже не прежним Серёжей, а превратился в бойца, стойкого