— Хорошо, папа, — ответил кротко он.

9.

— А когда мы тебя женим, Жорка? — смеялся Павел, заметив, что Жора незаметно с интересом поглядывает на двух блондинок, сидящих за столиком напротив. Девушки кокетничали, заметив, что они вызвали интерес у этих, в общем-то еще не дряхлых, наверняка, небедных, пятидесятилетних интеллигентных старцев. Говорили громко и вызывающе.

— Я не хочу быть содержанкой! Я хочу сама всего добиться! — говорила одна, посасывая коктейль через трубочку.

— А что плохого в том, что красивый молодой человек будет тебя обеспечивать? — удивилась другая.

— Красивые и молодые все разобраны! Нам с тобой, Юла, остались лысые и пузатые…

— Да ладно! Игорек еще молодой…

— Он женат, твой Игорек… — захохотала первая. — Ты забыла?

— Ну и что? Я, между прочим, моложе его жены на семь лет! И не такая толстая…

— Но живет-то он с ней!

Didn’t take too long ‘fore I found out,

what people mean my down and out.

Spent my money, took my car,

started telling her friends she wants to be a star.

Надрывался высоким, хриплым фальцетом пожилой, кудрявый певец, манерно извиваясь в конвульсиях сладострастного пароксизма.

— Да ему уже поздно! Фитилек уже погас! А? Жорж? Погас фитилек? — спросил, смеясь собственной шутке, толстяк Юрка, пуская дым в лицо Георгию.

— Да нет. Он еще поглядывает на крошек. Поглядываешь, А? Жорик?

— Фитилек дрюкаешь тайком? — хохотнул Юрка.

— Женщины любят ушами, а мы старички любим глазами, — не обижался Жора на своих друзей. Женатики всегда подкалывают холостяков, хотя и втайне завидуют им. — Юра, тебе уже хватит. А то жена ата-та надает! — посоветовал Жора Юрке, заметив, что он снова разливает.

— У нас — патриархат, Георгий Львович! Бабу надо держать в узде! Ты вот не смог держать своих баб в узде и оттого сейчас вынужден пользоваться услугами дешевых проституток и хулить семейные ценности! А вот что я вам замечу. В истории педагогики гораздо больше примеров, когда только благодаря стараниям родителей дети становились великими. Гоголь, Толстой, Тургенев…

— Юрий, вы не в теме! — осадил его Кравец, — Тургенев не самый удачный пример, как, впрочем, и остальные, названные вами.

— Ну, началось опять… — Юрка наигранно, неестественно зевнул, — Любишь ты выебываться… Что значит: жить в одиночестве! Не с кем попиздеть: так вот он на нас отыгрывается…

— Мама Толстого умерла, когда ему не было и двух лет, — продолжил невозмутимо Жора, — Батя писателя, Николай, тоже умер рано. Воспитанием Льва Николаевича Толстого занималась «седьмая вода на киселе», троюродная тетка Татьяна Ергольская. А отец Ивана Сергеевича Тургенева, русского великого сочинителя, Сергей Николаевич, был гусарским офицером, небогатым дворянином, растратившим свое состояние на кутежи и карты. Возможно, вы, господа, в силу своей занятости, увлеченные гениальным языком сочинений писателя Тургенева, мало посвящены в подробности его жизни, в том числе личности родителей. Красавец мужчина, альфонс, бретер, кутила и мудила, поправивший свои дела женитьбой на богатой наследнице, Серей Николаевич, был человеком-похуистом, равнодушным ко всему, в том числе к детям. Ограничившись относительно скромной ролью чистокровного производителя, он покорно склонил свою выю под иго жены и стал сытым, деревенским, умиротворенным подкаблучником, халявщиком, охотником, картежником и бухальщиком. Он был бравый боец, герой, даже воевал и был ранен. Таким отцом я бы, лично, гордился. И мне бы хватало его примера для самосовершенствования и бахвальства перед друзьями. Я подозреваю, что он был даже близок масонам и декабристам, поскольку, согласно некоторым документам, умер он в своем имении, находясь под секретным надзором полиции.

— Откуда ты все это знаешь? — восхитился святой Павел.

— Да уж не от ума! Он пару лет программу вел про всяких писателей. Давайте, выпьем за отцов, — недовольно сказал помрачневший толстяк Юрка, после томительной паузы.

10.

На работе Кравец немного успокоился. Два часа он правил диалоги сценария какого-то внештатника, который ему подсунул заботливый Эженович.

— Тут с сюжетом все нормально, — пояснил, как всегда виновато, начальник сериала, — Но диалоги ни к черту. Сделай их немного смешнее. Вставь речевые характеристики, как ты умеешь. А то, как будто один человек говорит. Только быстро… Я тебе отдельно оплачу…

— А сам он почему не поправит, — с преувеличенным неудовольствием спросил Жора.

— Он не профессиональный сценарист. Он учитель физкультуры. Институт Лесгафта в Питере закончил. Но сюжетец интересный…

Кравец повиновался. Хотя мыслями время от времени возвращался к событиям прошедшего дня. Ну, а что собственно такого страшного случилось? Денег лишился? Ничего! Заработаем! В сентябре новый сериал запускаем! Главное, сын жив и здоров! Сегодня надо сводить его в театр! Нет! Лучше в цирк Дю Солей! А лучше на рок-концерт! Однако освободиться пораньше, как он задумал, у него не получилось. Георгию пришлось заменить Жорку Лысенко. И проторчал он на работе до 11 часов. «Ничего, — успокаивал он себя, подходя к дому, — завтра на целый день можно закатиться в картинг клуб, зоопарк или в сауну. Можно в Аква-парк, лупанарий или в дельфинарий!» Он сам уже забыл, когда посещал какое-либо культурно-просветительское мероприятие, кроме бара.

Чтобы не будить Рауля, он не стал звонить, а открыл дверь запасным ключом. Стараясь не шуметь, разулся и на цыпочках прошел к спальне. Сквозь щель пробивалась полоска света, доносилась тихая мелодия. «Не спит!» — с нахлынувшей незнакомым облаком нежностью подумал Кравец. Он осторожно приоткрыл двери и, закрыв рот, чтобы не закричать, отпрянул прочь в ужасе и омерзении…

12.

— У меня сейчас 4 миллиона в разных валютах, и я не знаю, куда их вложить, — с серьезным видом жаловался Юрка.

— Да, у тебя серьезные проблемы, — посочувствовал Жора.

— А что? Неизвестно, что будет завтра с рублем, с долларом и что — с евро! Тебе хорошо, у тебя денег не было, и нет, — парировал Юрка.

— Да. Мне хорошо, — согласился Жора.

К усатому мужику, в казацкой косоворотке, сидящему за соседним столом, подошел худой седой мужчина и протянул толстую, красную папку с бумагами.

— Роспись ваша нужна, Аарон Семенович!

— Давай ужо! — благодушно проворчал мужчина и стал просматривать бумаги, бормоча негромко: «Подчиняться авторитету пастора… наплевав на интересы других особей… после разбора пророчества… Объем стаканчика сто пятьдесят миллилитров… в духовке или в газовой плите… увеличит полет струи на расстояние до пяти метров при ингаляции яда на табак…» Что это за хуйня, а? Мудэнко?

— Это челябинская декларация прав человека, как вы просили, — подсказал ему седой мужчина.