— Спасибо, папка, — счастливо смеясь, говорил Рауль и крепко обнимал Георгия. Тот чувствовал мускулистое, тренированное тело своего сына и был ужасно горд.

4.

Кравецу не терпелось кутнуть по такому случаю, устроить торжественную вечеринку, и он припарковался у Дома Прогрессивного Журналиста. Жора втайне страшно жаждал кого-нибудь встретить. Все равно — кого. Ему хотелось просто незамысловато, по-детски, похвастаться своим сыном. Да, да! Неважно кого! Но, конечно, лучше, чтобы это была Настя Бурова (жена олигарха Бурова, осужденного за поставку ракетных установок Ирану в 2011 году), коварно сбежавшая от него к Женьке Старикову в Рен ТВ, а потом к самому Виктору Гаменюку. Там, в ресторане, возле стойки бара, он встретил страшно прогрессивного и уже изрядно бухого Валерку Коровина, оператора редакции новостей с первого канала.

— Познакомься, — небрежно сказал Кравец Валерке, — это мой сын, Рауль. Он из Каракаса.

— Ни хера себе! — воскликнул Валерка, ошалело глядя на красавца-Рауля. — Что ж ты молчал, сволочь, что у тебя сын есть?

— А что это бы изменило?

— Я думал, что ты несчастный, жалкий одинокий старикашка.

— Представь себе, это не так.

— По-русски говорит? — спросил Валерка.

— Ни бум-бум… Только по-испански и по английски…

— Ну, блянь, ты мачо!

Жора занял свой любимый столик у колонны. Он заказал устриц Фин де Клер, филе ягненка Бояльди и бокал Кьянти (для малыша), куринный галлотин со сморчками и пузырь виски Chivas (для себя, любимого). Перед тем, как приступить к трапезе, Рауль, сложив ладошки корабликом и закрыв глаза, помолился.

— Падре нуэстро, ке эстас ен лос съелос… Жора деликатно подождал, пока тот не скажет «Амен!» и только после этого поднял рюмку:

— Ну, давай, сынок, по-нашему, по-русски! За встречу!

— «Сынок», — эхом повторил он понравившееся слово и тихонько засмеялся.

Жора с непонятной радостью открывал для себя своего сына, искал в нем сходные черты. Нос, безусловно, как у Жорки, прямой и правильный, с легкой горбинкой. Рот, правда, не его. Губы лепехами. Ну, и волосы, конечно, у сына от матери: шикарная черная пышная курчавая грива, в отличие от пегих и редких Жоркиных волосенок. Сын поначалу был не очень разговорчив и немного стеснялся отца. Но через час насытился, расслабился, развеселился, разговорился. Он рассказал Георгию о своей жизни. Рауль рос слабым, болезненным, одиноким и гадким утенком, сторонясь сверстников. Изабель одна лезла из кожи вон, давала частные уроки английского языка, чтобы он мог учиться в престижной школе. Рауль был к тому же успешный спортсмен. Он три года играет за юношескую сборную Венесуэлы по мини-футболу, которая уже в течение пяти лет стабильно была второй после Аргентины в Латинской Америке.

Hey, hey, mama, said the way you move, gonna make you sweat, gonna make you groove. Oh, oh, child, way you shake that thing, gonna make you burn, gonna make you sting.

Надрывался в высоком фальцете пожилой кудрявый певец на сцене, с профессорской бородкой на испещренном глубокими морщинами лице.

— Клево поет! — восторженно воскликнул Рауль.

— Я не знал, что у меня растет сын, — любуясь сыном, тихо проговорил Кравец, — Мама выходила замуж?

— А как ты жил все это время? — ушел от ответа Рауль.

— Я много работал. Хотел доказать себе, что не зря явился на эту землю. Я не скажу, что добился всего, чего хотел…

Подошел Валерка Коровин под ручку с великолепной блондинкой.

— Николь, позволь тебе представить великого писателя современности, моего друга, Георгия Кравеца.

Жора привстал и элегантно поцеловал ручку даме. Но блондинка во все глаза смотрела на его экзотичного кудрявого сына.

— Это Рауль! Мой сын! — сказал Жора с гордостью, словно показывал ей свою картину. — Он из Венесуэлы.

— Николь снималась у Сержа Аведикяна, — в свою очередь похвастался Валерка. — В двух картинах. Николь была вчера у нас в ночном эфире.

— Это замечательно, — театрально восхитился Кравец. Он чувствовал себя на каком-то восточном базаре.

— Ну, мы пойдем! — сказал Коровин, — мне надо ей еще свои картины показать.

Сын с недетским интересом посмотрел вслед красотке.

— Нравится? — спросил Жора.

— Да, — смутился парень.

— А у тебя есть девушка?

— Была.

— Расстались?

— Можно так сказать. Ее убили. Ее звали Хуанита.

— Хуанита? Да ты что? — ужаснулся Кравец. — Как это случилось?

— У тебя крутая тачка, — ответил Рауль.

— Мне тоже нравится. Но это не самое главное, чего я хотел добиться.

— А чего ты хотел добиться?

— Ну, уж не тачку, это факт. Тачка — это не показатель успеха. Хорошие тачки есть и у бандитов. А я хотел создать что-то такое, за что мог бы гордиться.

— Ты не создал?

— Нет.

— Почему?

— Понимаешь, Рауль, я, наверное, слишком сильно любил себя и ни в чем себе не отказывал. Я наслаждался жизнью и брал от нее все, забывая отдавать. Но надеюсь, что еще создам что-нибудь. — (Кравец с каким-то стыдом вдруг поймал себя на том, что чересчур старается своим показным откровением расположить к себе сына). — Может быть, мы даже вместе что-то создадим. Ведь теперь нас двое! У тебя какие планы по жизни?

— Я хочу стать дипломатом, — смутился сын.

— Хороший выбор, — сдержанно похвалил Жора. — Это лучше, чем пожарником. Тем более что этот путь совершенно реальный. Но мой опыт общения с дипломатами оставил не самые приятные впечатления. Они — обыкновенные и скучные чиновники. Бумаги, документы, отчеты и имитация бурной деятельности. Ты знаешь, что имитировать деятельность иногда труднее, чем реально действовать. Мне кажется, быть чиновником скучно. Они — по большей части страшные бездельники и халявщики. Я встречал много дипломатов. Они хитры, осторожны. Боятся сделать лишний шаг, чтобы не потерять свое кресло.

— Да? Я не знал, — удивился Рауль. — Мне кажется, это так интересно — путешествовать по миру! Улаживать конфликты.

— Путешествовать, как и жить, надо свободно, без оглядки на официальные власти. Как дипломат, ты будешь ограничен рамками профессионального этикета. Впрочем, это я так рассуждаю с позиции моей модели жизни…

— Мне твоя модель нравится! — засмеялся Рауль.

Жоркин сын за весь вечер лишь слегка пригубил вино. Сам Кравец один приговорил бутылку виски. Машину он благоразумно оставил на стоянке. По дороге домой они с сыном заходили в какие-то бары, где Георгий накатывал по стопке. Короче, он крепко нагвоздился в первый вечер знаменательной встречи. Приехали домой на такси далеко за полночь. На кухне Жора еще накатил «ночной колпак», показал Раулю его комнату, дал ему полотенце, тапочки, пижаму и провалился в черную бездну пьяного сна, не раздеваясь. Ему снилась Настя. Она обнимала, ласкала его и теребила кочерыжку. Жора пытался снять с нее трусики, но к своему ужасу обнаружил в них огромный член. Он в панике куда-то бежал от этого ужаса. Настя с членом! Что может быть ужаснее! Проснулся Жора среди ночи и благодарил Создателя за то, что это был всего лишь сон. Во рту была Сахара, в штанах гулял зловонный Сирокко. В коридоре горел свет. Он на цыпочках прошел на кухню, достал из холодильника бутылку минералки и высадил ее до дна за секунду. Придя в себя, он вспомнил все, потихоньку прошел в комнату сына и приоткрыл двери. Луч света осветил совершенно пустую кровать. Одеяло даже не было тронуто.