– Это с такими-то паршивыми баллами за стрельбу и рукопашный бой? Послушать твоих инструкторов, так тебя бы одолел и человек без рук и без ног.

– Именно поэтому я и выбрал криминальную полицию, а не отдел по борьбе с наркотиками или опербригаду. Трупы по большей части сопротивления не оказывают.

Он мог бы рассказать майору, что Демосфен, один из самых блестящих древнегреческих ораторов, был заикой, а Бетховен создал свои лучшие произведения, лишившись слуха, но почувствовал, что ему будет лучше остаться как есть – полной посредственностью.

Лысый сыщик вытащил сигарету:

– Ну-ну… Иди давай. И возвращайся с новостями. Я люблю, чтобы все делалось быстро.

Вика поразило, что за таким заурядным фасадом, в ряду одинаковых безымянных строений, мог скрываться роскошный светлый интерьер, необычайно просторный и обставленный с большим вкусом. Изобилие хромировки, алебастра и эбена. На глазок площадь помещения была никак не меньше шестидесяти пяти квадратных метров.

Пройдя через фитнес-зал – беговая дорожка, скамейка для силовых упражнений, велотренажер, – Вик почувствовал сильный резкий запах и остановился. Пожалуй, пора надеть маску. Он ни разу не ощущал, как пахнет смерть, но инстинкт подсказывал, что именно так и пахнет: от нее несет гнилью, как от мяса, оставленного на жаре.

Перед тем как войти в спальню, Вик потер виски и набрал в грудь побольше воздуха. Он сгорал от возбуждения и умирал от страха, как перед партией в шахматы. Сейчас он будет осматривать первое в жизни место преступления. На ум пришел Брэд Питт в фильме «Семь». Ему точно так же хотелось справиться, несмотря на неопытность.

На месте преступления картинки быстро сменяли друг друга. Вот устроился перед ноутбуком лейтенант Ван. Слева от него склонились над своим оборудованием техники. В глубине комнаты справа – матрас, заляпанный кровью, и окровавленные простыни в пластиковых пакетах. Над кроватью постер с нагой женской фигурой, и на нем мелом написано: «78/100». А на полу – куклы, то ли просто сваленные в кучку, то ли обнявшиеся. Среди них попадались куклы-взрослые, они, словно матери, оберегали своих кукольных детей. В их стеклянных глазах в свете ярких прожекторов плясали синие, зеленые и карие огоньки. У Вика возникло странное впечатление, что каучуковые создания вот-вот закричат.

Сзади, оторвав его от этих мыслей, прозвучал голос:

– Впечатляет, правда? И ведь они не как попало брошены. Этот мерзавец явно не торопился, раскладывал их именно так, а не иначе.

Это сказал Мо Ван, китаец, полцентнера мускулов, рост метр пятьдесят семь, черные, как битум, волосы. Выглядел он лет на тридцать, хотя ему уже перевалило за сорок пять. Он поднял с пола одну из кукол и чуть наклонил, чтобы она закрыла глаза.

Оба полицейских не стали здороваться за руку.

– Странно, – произнес Ван, словно говоря сам с собой. – У нас в Китае у большинства кукол нет век. А если и есть, то без ресниц. Никогда не знал почему.

– А вот волосы, наоборот, очень длинные, черные, как у тебя. У моей жены есть такая кукла, она ей досталась еще от бабушки.

Лицо Вана помрачнело. Маску он надевать не стал и махнул рукой Вику, чтобы тот подошел.

– А вот эту ты видел?

Он указал на куклу-голыша с изуродованным тельцем, раздутыми ручками и ножками и рябым личиком. Одна нога у нее была короче другой, а левое предплечье явно кто-то отрубил.

– Он специально расплавлял каучук, чтобы добиться таких деформаций. Возможно, пустил в ход горелку. Вытянул затылок и правую ногу, а на лице, особенно справа, насажал бугорков. И еще точным ударом отрубил левое предплечье. Кукол восемнадцать, и только одна эта так изуродована.

Глядя на застывших кукольных мамочек и хрупких кукольных детишек, Вик подумал о Селине, о ее животе. Не просматривается носовая кость. Гудящее эхо наследственных заболеваний. Он обернулся к выходу:

– Не понимаю, как ты можешь выносить этот запах. Или ты хочешь сказать, что и к этому постепенно привыкают?

Лейтенант Ван выпрямился и почесал губу. Ноготь у него на левом мизинце выдавался сантиметра на два и прорвал латексную перчатку.

– Мой отец работал в дешевом ресторанчике под названием «Мой Пхуон». Уверяю тебя, по сравнению с вонью у них на кухне здесь просто розы благоухают.

– Вот поэтому я никогда не поеду в Китай.

– Ресторан и теперь открыт. Авеню д’Иври, в Тринадцатом округе.

Вику вдруг стало жарко и очень захотелось пить.

– Я мельком взглянул на труп, – сказал он, облизав губы под маской. – Лица не видел, только тело. Я в этом не особенно разбираюсь, но мне показалось, что оно не разложилось.

– И не должно было. В первом приближении смерть произошла нынче ночью.

– Но тогда откуда эта вонь?

– Про вонь ничего не известно. Как и про этих кукол… Никто ничего не знает. Зачем они здесь? Почему их восемнадцать? Почему тут и пупсы, и куклы-взрослые? И почему одна так изуродована? Не нравится мне все это. Убийца, у которого вместо мозгов черт знает что, – дурной признак.

Вик тоже выпрямился. Его одолевала небольшая слабость, но тошноты не было. Он посмотрел на запачканную кровать, где капли крови уже обрели оттенок тутовых ягод. В конечном счете он был доволен, что опоздал, и теперь испытывал постыдную радость, что избежал самого худшего. Отсутствие тела обезличивало всю сцену.

Обернувшись к Вану, он указал пальцем на костыль в углу:

– Это ее костыль? У нее что, нога была сломана?

– Вскрытие покажет. Самое занятное то, что на костыле отпечатки трех или четырех разных людей.

– А маленькие лужицы воды на каменном полу? Я один такой след видел, когда входил в комнату.

– Значит, ты считаешь…

– Про это тоже ничего не известно?

– Верно. Ты все на лету схватываешь. Просто невероятно.

Вик набрал воздуха в легкие и ринулся в бой:

– Расскажи-ка мне все, что ты увидел, когда вошел. В деталях.

Мо Ван отпустил техников, работавших в спальне.

– Я не знаю, зачем они подключили тебя к этому делу. Пользы тебе с этого не будет.

– Почему?

– Тебе преподнесли отравленный подарочек. Ты очень молод, гладко выбрит, ты женат. Жене твоей это вряд ли понравится.

– Это касается только меня.

– Ты еще зеленый новичок, парень. Японцы в школах сумо с детства бьют учеников палкой по башке, чтобы они совершенствовались и делали успехи. И знаешь, большинство бросают заниматься, едва начав.

Натянув латексную перчатку, Вик направился к выключателю и попытался включить свет.