прохлажден осиной.

Там ряд является могил;

Там с верной, храброю дружиной

Полки врагов я расточил,

И много, много сильных пало;

Их гробы черный вран стрежет.

Гряди – и там, где их не стало,

Воздвигни памятник побед!»

Он рек, и в путь безвестный, дальный

Пустился с бардами Тоскар,

Идет во мгле ночи печальной,

В вечерний хлад, в полдневный жар.

Денница красная выводит

Златое утро в небеса,

И вот уже Тоскар подходит

К местам, где в темные леса

Лежит седой источник Кроны

И кроется в долины сонны.

Воспели барды гимн святой;

Тоскар обломок гор кремнистых

Усильно мощною рукой

Влечет из бездны волн сребристых

И с шумом на высокий брег

В густой и дикий злак поверг;

На нем повесил черны латы,

Покрытый кровью предков меч,

И круглый щит, и шлем пернатый,

И обратил он к камню речь:

 «Вещай, сын шумного потока,

О храбрых поздним временам!

Да в страшный час, как ночь глубока

В тумане ляжет по лесам,

Пришлец, дорогой утомленный,

Возлегши под надежный кров,

Воспомнит веки отдаленны

В мечтанье сладком легких снов!

С рассветом алыя денницы,

Лучами солнца пробужден,

Он узрит мрачные гробницы…

И, грозным видом поражен,

Вопросит сын иноплеменный:

„Кто памятник воздвиг надменный?“

И старец, летами согбен,

Речет: „Тоскар наш незабвенный,

Герой умчавшихся времен!“»

 Небес сокрылся вечный житель,

Заря потухла в небесах;

Луна в воздушную обитель

Спешит на темных облаках;

Уж ночь на холме – берег Кроны

С окрестной рощею заснул:

Владыка сильный Каломоны,

Иноплеменных друг, Карул

Призвал Морвенского героя

В жилище Кольны молодой

Вкусить приятности покоя

И пить из чаши круговой.

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

Близ пепелища все воссели;

Веселья барды песнь воспели;

И в пене кубок золотой

Кругом несется чередой.

Печален лишь пришелец Лоры,

Главу ко груди преклонил;

Задумчиво он страстны взоры

На нежну Кольну устремил –

И тяжко грудь его вздыхает,

В очах веселья блеск потух,

То огнь по членам пробегает,

То негою томится дух;

Тоскует, втайне ощущая

Волненье сильное в крови,

На юны прелести взирая,

Он полну чашу пьет любви.

 Но вот уж дуб престал дымиться,

И тень мрачнее становится,

Чернеет тусклый небосклон,

И царствует в чертогах сон.

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

Редеет ночь – заря багряна

Лучами солнца возжена;

Пред ней златится твердь румяна:

Тоскар покинул ложе сна;

Быстротекущей Каломоны

Идет по влажным берегам,

Спешит узреть долины Кроны

И внемлет плещущим волнам.

И вдруг из сени темной рощи,

Как в час весенней полунощи

Из облак месяц золотой,

Выходит ратник молодой.

Меч острый на бедре сияет,

Копье десницу воружает;

Надвинут на чело шелом,

И гибкий стал покрыт щитом;

Зарею латы серебрятся

Сквозь утренний в долине пар.

 «О юный ратник! – рек Тоскар, –

С каким врагом тебе сражаться?

Ужель и в сей стране война

Багрит ручьев струисты волны?

Но всё спокойно – тишина

Окрест жилища нежной Кольны»

– «Спокойны дебри Каломоны,

Цветет отчизны край златой;

Но Кольна там не обитает,

И ныне по стезе глухой

Пустыню с милым протекает,

Пленившим сердце красотой».

– «Что рек ты мне, младой воитель?

Куда сокрылся похититель?

Подай мне щит твой!» И Тоскар

Приемлет щит, пылая мщеньем.

Но вдруг исчез геройства жар;

Что зрит он с сладким восхищеньем?

Не в силах в страсти воздохнуть,

Пылая вдруг восторгом новым…

Лилейна обнажилась грудь,

Под грозным дышуща покровом…

«Ты ль это?..» – возопил герой,

И трепетно рукой дрожащей

С главы снимает шлем блестящий –

И Кольну видит пред собой.

Эвлега*

 Вдали ты зришь утес уединенный;

Пещеры в нем изрылась глубина;

Темнеет вход, кустами окруженный,

Вблизи шумит и пенится волна.

Вечор, когда туманилась луна,

Здесь милого Эвлега призывала;

Здесь тихий глас горам передавала

Во тьме ночной печальна и одна:

 «Приди, Одульф, уж роща побледнела,

На дикий мох Одульфа ждать я села,

Пылает грудь, за вздохом вздох летит…

О! сладко жить, мой друг, душа с душою.

Приди, Одульф, забудусь я с тобою,

И поцелуй любовью возгорит.

 Беги, Осгар, твои мне страшны взоры,

Твой грозен вид, и хладны разговоры.

Оставь меня, не мною торжествуй!

Уже другой в ночи со мною дремлет,

Уж на заре другой меня объемлет,

И сладостен его мне поцелуй.

 Что ж медлит он свершить мои надежды?

Для милого я сбросила одежды!

Завистливый покров у ног лежит.

Но чу!.. идут – так! это друг надежный,

Уж начались восторги страсти нежной,

И поцелуй любовью возгорит».

 Идет Одульф; во взорах – упоенье,

В груди – любовь, и прочь бежит печаль;

Но близ его во тьме сверкнула сталь,

И вздрогнул он – родилось подозренье:

«Кто ты? – спросил, – почто ты здесь? Вещай,

Ответствуй мне, о сын угрюмой ночи!»

 «Бессильный враг! Осгара убегай!

В пустынной тьме что ищут робки очи?

Страшись меня, я страстью воспален:

В пещере здесь Эвлега ждет Осгара!»

Булатный меч в минуту обнажен,

Огонь летит струями от удара…