Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я потряс диктофон перед ухом. Внешне он выглядел исправным, и его электрические потроха не бряцали, как в погремушке.
– Вы хорошо искали рядом с машиной? – спросил я.
Молодой человек скривил губы и вытер рукавом белого халата свой каплеобразный нос.
– Лично я ничего не искал, – ответил он занудливо. – Я принял и сдал – вот все мои дела. Расписывайтесь в получении и уходите. Это морг, гражданин, а не магазин.
Я хорошо помнил, что дал Лешке диктофон с кассетой. Конечно, он мог записать ее до конца и вынуть из диктофона. И спрятать, скажем, во внутреннем кармане куртки. Но дорожный патруль наверняка проверил карманы несчастного в первую очередь.
Мне стало немного не по себе, будто отчетливо осознавал, что меня обманывают, но никак не мог понять, в чем именно заключается обман. Юноша в белом халате начал нетерпеливо шмыгать носом и вздыхать. Я с щелчком закрыл крышку диктофона и кинул его в сумку. Юноша заметил мою рассеянность и снисходительно улыбнулся.
– Это ничего, – сказал он, намереваясь меня успокоить. – Многие вообще в обморок падают.
Я взял со стола часы с разорванным металлическим браслетом. Стекло было разбито, и его покрывали белые нити, напоминающие щупальца медузы. Маленькая стрелка остановилась между единицей и двойкой. Минутная соскочила с оси и застряла где-то между стеклом и циферблатом.
– Не идут, – пояснил юноша, упираясь в стол растопыренными пальцами, которые побелели от напряжения.
Я взял Лешкин мобильный телефон. Если бы не чехол, трубка рассыпалась бы в моих руках. От страшного удара она напоминала детали детского конструктора, упакованные в прозрачный полиэтиленовый пакетик.
– Вдребезги, – прокомментировал юноша.
По этим вещам я теперь мог судить о том, во что превратилось тело несчастного Лешки. Я опустился на стул. Колено мелко дрожало.
– Понимаю, – с чувством произнес юноша и посоветовал: – Постарайтесь дышать полной грудью и не задерживать дыхание.
Следом за раздробленным мобильником я положил в сумку расческу, электробритву с вилкой, которая была обмотана изолентой, обмылок в мыльнице и зубную щетку с растопыренной редкой щетинкой.
– Это тоже забирайте, – сказал юноша, придвигая ко мне последнее, что осталось из Лешкиных вещей – плоскогубцы.
Среди стандартного "командировочного" набора плоскогубцы смотрелись как инородное тело. Я взял их и стал рассматривать с таким видом, словно пытался угадать их предназначение. На пластиковой ручке каким-то горячим и острым предметом были выжжены инициалы: "Я.Н."
– Разве это его плоскогубцы?
– Их нашли рядом с трупом, – ответил юноша безапелляционно, словно обеспокоился, что я откажусь забирать последнюю вещь, принадлежащую погибшему.
– Только это и все? Может, были еще какие-нибудь инструменты?
– Может быть. Но их не нашли.
Я клацнул плоскогубцами перед самыми своими глазами. Из узкой металлической пасти инструмента вывалилась крохотная чешуйка засохшей зеленой краски. Лешкина "нива" тоже была зеленого цвета.
Плоскогубцы полетели в сумку. Я тупо смотрел на опустевший стол. Из Лешкиных вещей я не получил самого главного, из-за чего потом могут возникнуть проблемы. Дело в том, что Лешка поехал в Кажму с со своим служебным пистолетом. Куда он подевался? Хорошо, если милиция нашла его в покореженной “ниве” и вернула в оружейное хранилище. А если не нашла? Начнут искать оружие где только можно. Вызовут меня на допрос, станут выяснять, брал Лешка с собой в Кажму “макаров” или оставил его в офисе, и по этому поводу проведут в агентстве обыск. Короче, начнется головняк.
– Вам надо на свежий воздух, – сказал юноша, взглянув на меня.
Уже стемнело, когда я подъехал к автосервису. Это был обшитый ржавой жестью сарай с плоской крышей, на которой стоял черный кузов от "запорожца". В маленьком мутном окне сарая горел свет. Меня ждали.
Проехав между грудами покореженных деталей, я остановился у дверей, к которым была прибита табличка: "Сигнальте! Открыто всегда!" Прежде чем выйти из машины, я посигналил, но на это отреагировал только пес с желтой комковатой шерстью, вымазанной во многих местах в смазке. Радостно виляя хвостом, он подбежал ко мне, обнюхал мои ботинки, но почему-то сразу же утратил ко мне всякий интерес.
Дверь на тугой ржавой пружине открылась со скрипом. В помещениях с подобными дверями я всегда чувствуя себя неуютно. Мне кажется, что на голову обязательно должно что-то упасть. О причинах появления этого комплекса я никогда не задумывался, но, тем не менее, я невольно втянул голову в плечи и машинально кинул взгляд наверх.
– Вообще-то я еще не повесилась! – услышал я низкий женский голос, чуть размазанный эхом. – Куда вы смотрите? Здесь я!
Я посмотрел по сторонам. Сумрачная внутренность сарая была заполнена гидравлическими подъемниками, металлическими столами и машинами. Никого живого между грудами железа я не увидел.
– Господи! Да здесь же я! Куда вы смотрите! – звонко разнеслось по цеху. Казалось, что женщина говорит из пустой железной бочки.
Я совершенно растерялся, не понимая, куда надо смотреть. Наконец, я почувствовал, как мне на плечо легла ладонь. Я обернулся и прямо перед собой увидел скуластое и широконосое лицо немолодой женщины. Она была в ярко-оранжевом комбинезоне с надписью "Shell", из карманов которого торчали отвертки и ключи. Прическа у женщины была короткой, на сером лице совершенно отсутствовала косметика.
– Вы из милиции? – спросила она, глядя мне в глаза весело и нахально. – Я уже устала вас ждать. Что это вы так припозднились? У меня дома, между прочим, муж голодный. И дети…
Она повернулась и раскачивающейся походкой пошла вглубь цеха. Комбинезон совсем ей не шел. Особенно со спины. Она напоминала цирковую медведицу, идущую на задних лапах.
– Что ж это за муж, который не может сам себя накормить? – спросил я.
– Что вы! – громко возразила женщина. – Он у меня не из тех, которые умеют готовить. Ученый! Исследует экологию и прочие тонкие материи. А я готовлю. И гвозди забиваю. И машины ремонтирую… Вот, любуйтесь!
Она остановилась у зеленой "нивы" с выбитыми стеклами и смятым