педагогической подготовки учителей”. Затем впечатал свою фамилию, размашисто расписался и поставил печать.

– К бабе? – спросил он, протягивая мне командировочное удостоверение и хитро заглядывая мне в глаза.

Я сделал такой жест плечами, что понять мой ответ можно было как угодно, и стал пятиться к выходу, хотя старик настойчиво предлагал мне выпить чая с малиновым вареньем.

– Кажма, Кажма, – пробормотал Стасов, о чем-то вспоминая. – Где-то я недавно читал о Кажме… Нет, вру, не читал. Это был “Тревожный выезд” по телевидению! Вчера вечером, точно. Не смотрел?

Я отрицательно покрутил головой, аккуратно сложил и спрятал командировочное в нагрудный карман. Неимоверно трудно было скрывать любопытство. Что он узнал о Кажме?

– И о чем же там говорили?

– Ерунда. О Кажме там всего два слова. Позавчера, в лесу, нашли сгоревший джип и два трупа в нем. У следствия пока нет ни одной серьезной версии… Да и ладно! Что это я тебя страшилками перед дорогой гружу? Удачи!

Он протянул мне руку. Старик тоже вышел в прихожую проводить меня и напоследок посоветовал беречь здоровье и не простужаться, потому как в старости все простуды и грехи молодости обязательно о себе напомнят болями в суставах.

Дожить бы до старости, подумал я, с чувством пожимая узкую и сухую ладонь старика.

Глава четвертая. Кажма

Не успел я выйти из подъезда и сесть в машину, как позвонила Ирэн.

– С трудом к тебе дозвонилась, ты все время был недоступен! – как всегда легко солгала она.

– Ты в котором часу ушла из офиса, Ирина? – ледяным голосом спросил я.

Она терпеть не могла, когда ее называли ее Ириной. Но я сделал это нарочно, чтобы она прочувствовала всю глубину моего гнева.

– Ой! Я забыла тебе сказать! Подружка попросила меня посидеть с бэби! И мне пришлось в час дня уйти.

Я не сдержался, чтобы не насыпать на известное место соли:

– Тебе уже давно пора сидеть со своим бэби, а ты до сих пор чужим подгузники меняешь… Что ты пролила в коридоре?

Ирэн мобилизовалась, готовясь умело и красиво лгать и отбиваться от любых наездов. Она делала это блестяще, и я не знал ей равных в этой области. Но вопрос о луже поверг ее в небольшое замешательство.

– Пролила? В каком коридоре?

– У нас в коридоре была большая лужа. Я в ней промочил ноги до самых колен. Чья это работа?

Ирэн замычала, не зная, как лучше ответить на мой вопрос. Я понял, что к луже она не имеет никакого отношения. Жаль. Если бы она сказала, что нечаянно опрокинула аквариум или забыла закрыть кран в туалете, то я бы простил ей всю ту ложь, которой она кормила меня за годы нашей совместной работы. Увы, никакого объяснения относительно странной лужи я так и не получил.

– Ей богу, никакой лужи я не видела! – поклялась Ирэн. – А может, Лешка уже вернулся? Ты ему не звонил?

Я без всякого усилия сказал правду:

– Лешку убили.

Ирэн издала сдавленный звук, словно ее кто-то неожиданно схватил за колено. Некоторое время она молчала. Я слышал только ее дыхание и ждал, когда она определится, как ей вести и что говорить.

– Ты что, Кирилл? – наконец, пробормотала Ирэн. – Как это убили? Ты… Да я… Боже, какой ужас! Это правда?

– Ему подстроили автокатастрофу на Мокром Перевале, – сказал я. – И сейчас я еду в Кажму искать убийцу. Пожалуйста, постарайся, пока меня не будет, находиться в офисе полный рабочий день.

Я нажал кнопку отбоя, избавляя Ирэн от необходимости что-то говорить мне, сдавленно всхлипывать, восклицать и ахать. Лешку она на дух не выносила. Она считала его глупым, грязными и бедным, и мечтала, чтобы я выгнал его из агентства, а она бы заняла его должность. А я не хотел доверить Ирэн криминал. Не бабское это дело. Пусть сидит на коммерческих сделках.

Лешка догадывался о коварных замыслах Ирэн и источал в ее адрес ответную антипатию. Все время, сколько существовало агентство, они вяло переругивались и косо смотрели друг на друга. Я скептически относился к стремлению Ирэн вести криминальный розыск, но в коммерческих сделках она разбиралась профессионально. У нее было удивительное чутье, да плюс к нему диплом юриста, что делало Ирэн почти незаменимой. Но за эту незаменимость мне приходилось расплачиваться. Ирэн принадлежала к числу тех подчиненных, которые видят в своем начальнике всего лишь более опытного и более богатого коллегу. Для нее не существовало понятия трудовой дисциплины, она могла позволить себе опоздать на работу, прогулять, при этом она никогда не признавала своей вины и придумывала самые невероятные причины. Едва ли не каждый месяц она меняла себе бойфрэнда и делилась с нами своими любовными переживаниями. “Он такой жадный! – часто говорила мне она, опуская свою тугую попку на край моего стола. – Я потратила на него всю зарплату!” И тотчас кошачьим голоском просила у меня в долг. При этом деньги она называла “денежки”, и в ее транскрипции это звучало как “денюфки”. “Кирюш, у тебя есть денюфки? До получки?” Я знал, что она никогда не вернет долг, но небольшие суммы подкидывал ей без раздумий и молча, как обязательную доплату за ее выдающиеся качества.

Хорошо, что я говорил с ней по телефону, думал я. Нажимаешь кнопку отбоя и мгновенно удаляешься от нее на десятки километров. И не слышишь ее мяуканья. И Ирэн, наверное, вздохнула с облегчением – я избавил ее от необходимости лицемерить. Пусть расслабится, оставшись наедине с собой. Пусть просто помолчит, покурит, глядя в мокрое черное окно, и вспомнит Лешку.

Я завел машину, взялся двумя руками за руль и посмотрел в темное стекло. Дождь не прекращался. Он сыпался с неба отвесно, и в лучах фар напоминал выпрыгнувший из самолетов парашютно-десантный полк.

Куда меня несет? Я старался не думать о том, что буду делать, когда проскочу мимо дорожного указателя с надписью “Кажма”, и по обе стороны от машины потянутся мрачные дома с темными окнами. То, что окна будут темными, я почти не сомневался. Я не хотел думать