были запасы Ирэн. Она добавляла вино или коньяк в чай – по одной ложке на стакан. Обычно бутылки ей хватало на два месяца, если мы с Лешкой не помогали.

Порыв ветра просочился через старые оконные рамы, и закачалось жалюзи. Мне стало холодно и неуютно в этом кабинете, в котором, словно наглые бродяги, запросто гуляли сквозняки. Я вырвал письмо из скоросшивателя и пошел в соседнюю комнату. Благодаря отсутствию окон там сейчас было уютнее. Диван, журнальный столик, искусственная пальма с напольным кашпо. На одной стене – картина с изображением скользящей по морю яхты. На другой – карта района. В углу – пузатый самовар. Если бы я не утолился вином, то обязательно махнул бы пару чашек чая с ароматными травами, которые собирала в горах Ирэн.

Я сел на диван, зажег торшер и склонился над письмом.

«Уважаемая милиция! Вам пишет ученица десятого класса школы № 1 поселка Кажма. Мое терпение подходит к концу. Я так жить больше не могу. Прошу вас что-нибудь сделать. Физрук отравляет мое существование. Он душит меня, как осьминог. Я ему уже сто раз говорила, что не могу ответить ему положительными чувствами, но он не хочет меня слушать и продолжает меня сексуально домогаться. Будет большая беда, чует мое сердце. А все потому, что у меня есть парень, и он ревнует. Человек в таком состоянии способен потерять голову. И физрук тоже может нанести ответный удар. Я его хорошо знаю, он ни перед чем не остановится. И угрожает мне, говорит, что если я расскажу родителям, то моему парню будет хреново. Я умышленно не называю своего имени. Думаю, что вы и без меня сами разберетесь во всей этой истории. Только не показывайте физруку это письмо, а то он сразу догадается, кто его написал. Не подумайте, что я боюсь. Просто мне не хочется подвергать себя ненужному риску. Извините, что плохо пропечатались буквы. Лента у принтера совсем старая, а учителям до этого нет никакого дела, уже год поменять не могут. С уважением – Вера Ш. (P.S. Подписалась вымышленным именем!!!)»

Я оторвался от текста и сделал глубокий вздох. Бедный Лешка! И ради чего он поехал в проклятую Кажму? Наивные переживания какой-то глупой школьницы не стоят не только внимания милиции, но даже нашей конторы. В лучшем случае, с этим любовным треугольником должен разобраться педсовет. Да что там разбираться? Эта «Вера» наверняка уже забыла о том, что отправила в милицию письмо! Девичьи страдания – все равно, что майская гроза: ночью прогремит, прольет, а на утро растает и бесследно испарится в солнечных лучах. Скольких парней она уже поменяла? Одного? Двух? И ухаживания какого учителя ей теперь мерещатся?

В общем, как я и ожидал, анонимка представляла собой типичную подростковую истерику в письменном виде, содержание которой сама авторша уже наверняка забыла. Ничего интригующего или угрожающего я в письме не нашел. Обидно, что из-за этой пустышки погиб человек.

Откинувшись на спинку кресла, я скомкал письмо, положил его в пепельницу и поднес к нему пламя зажигалки. "Вот так должен был поступить Сергеич, вынув его из конверта, а не передавать нам", – подумал я, испытывая чувство горечи и досады.

– Сергеич, можешь не сомневаться. Я в самом деле сжег это письмо, – сказал я в телефонную трубку. – Но скажи мне правду: ты его читал?

– Какая разница? – буркнул Сергеич.

– Оно не стоило того, чтобы с ним разбираться. Девичьи сопли.

– Не трави душу, умник! – взмолился Сергеич. – Что ты еще хочешь мне сказать?

– Я хочу, чтобы мы с тобой достойно похоронили Лешку. У него нет ни жены, ни родителей. Эта обязанность висит на нас.

– Хорошо, я тебе дам денег. Тысячи хватит?

Я скрипнул зубами.

– Мне не нужны твои деньги, Сергеич. Позвони в морг и автосервис, куда отволокли машину, и скажи, что я подъеду за вещами. Чтобы мне там мозги не полоскали! Чтобы молча и быстро отдали все вещи, не требуя ни справок, ни удостоверений! Чтобы спросили только мою фамилию…

– Ладно, не кипятись! – оборвал меня Сергеич. – Позвоню… Ты что, выпил?

– А ты разве еще нет?

– Да стакан водяры вылакал, но не в одном глазу… Ты не думай, мне тоже фигово. Что за радость на сердце это носить?

Я ходил по кабинету из угла в угол, и перед моими глазами плыли темные круги. Нельзя так раскисать, говорил я себе. Это все из-за погоды. Она отравляет душу и заливает ее чернотой. А в гибели Лешки моей вины нет. И Сергеич здесь не при чем. Прав он! Надо соблюдать скоростной режим и пристегиваться ремнем безопасности.

Я посмотрел на карту, прошел взглядом по берегу моря, затем взобрался на горную гряду и остановился на тонкой риске с подписью "Мокрый Перевал". Оттуда свернул в глубокое, поросшее лесом ущелье. Вот здесь, в двадцати километрах от Мокрого Перевала спряталась Кажма, обозначенная на карте маленьким белым кружком, похожим на муравьиную личинку. Если мне не изменяет память, когда-то это был закрытый научный городок, обслуживающий химический институт "Органикс". По слухам, там разрабатывали какие-то препараты для оборонки, а также медикаменты. Лет десять назад институт прикрыли. Персонал разбежался. В Кажме остались те, кому некуда было бежать.

Куртка еще не успела просохнуть, и в ней я почувствовал себя неуютно. Плохо, что в моем "жигуле" не работает отопитель, и придется ехать в холодной машине. Прежде чем погасить свет в коридоре и выйти из офиса, я еще раз взглянул на лужу. Она уже успела впитаться в ковролин и напоминала о себе лишь темным пятном.

Глава вторая. Нагар типа шлака

Я приподнял крышку диктофона и посмотрел на валик лентопротяжного механизма.

– А кассета где?

Молодой человек с длинным носом, похожим на отвислый кусочек мягкого теста, даже не поднял на меня глаза.

– Кассеты не было. Читайте акт, там все написано.

Он говорил так, как говорят с клиентами мобильных телефонов электронные диспетчеры. Я крутил в руках диктофон, с недоумением глядя в его пустое нутро. Лешка выпросил у меня эту дорогую игрушку перед отъездом в