Мирозданье и снова с жалостью окинуло ее взглядом с головы до ног. Потом перевело взгляд на Великую книгу судеб. — А впрочем, вот тут сказано, — оно ткнуло пальцем в одну из страниц, — что ты лет в 12–13 мечтала стать миссионером. Хм, очень любопытно. А почему, не помнишь?

Настя сквозь слезы взглянула на величественный лик собеседника и с тоской проговорила:

— Моя няня смотрела какой-то английский фильм, там был проповедник-миссионер. Я тогда спросила об этом, только не у няни — та глупа, как гусыня, а у своей учительницы музыки Жанны Мироновны — она такая чудаковатая старая дева, но очень много читает и интересно рассказывает… Я не очень-то люблю музыку, это мать с отцом меня заставляют заниматься. Так вот, я часто специально задаю музыкантше вопросы, чтобы она забыла про урок и начала рассказывать. Она объяснила мне, что миссионеры ехали в самые отдаленные уголки Земли и там, рискуя жизнью, проповедовали дикарям христианство. Я тогда даже позавидовала им — у них был смысл в жизни. Потом мечтала, фантазировала, что я проповедую туземцам где-то в Индии или в Африке. Даже наряжалась в мамино черное вечернее платье, воображала, что это ряса. А потом я выросла, и это как-то само собой прошло, забылось.

— Выросла — и забылось, м-да, — Мирозданье задумалось, глядя куда-то вдаль, поверх Настиной головы, где мчались сквозь Вселенную звездные миры, потом заговорило вновь. — Я могу предоставить тебе второй шанс, ты родишься заново и проживешь новую жизнь. Но там не будет богатых мамы с папой, зато будет Жанна Мироновна. И ты получишь, наконец, выбор. Даже, может быть, выберешь путь… а впрочем, не буду тебе подсказывать, решишь сама. Ну, согласна?

Настя растерянно кивнула. Мир вокруг нее закружился в вихре сияющей звездной пыли — и она полетела куда-то в бездонные глубины Вечности.

Жанна Мироновна, одинокая пожилая учительница музыки, с заветной бумагой на право усыновления в потертой сумочке, тщетно пыталась успокоить отчаянно кричавшего у нее на руках младенца в Доме ребенка. Главврач, наблюдавшая за происходящим, покачала головой:

— Похоже, с этим ребенком у Вас нет контакта. А Вы обязательно хотите мальчика? А то к нам недавно поступила из больницы чудесная девочка, такая спокойная, тихая. Вы с ней, думаю, легко справитесь. Да и лучше, я считаю, одинокой женщине воспитывать именно девочку.

Жанна Мироновна растерянно взглянула на нее: она всегда мечтала о сыне. Как вдруг словно само Мирозданье подтолкнуло ее изнутри:

— Я согласна на девочку. Показывайте!

Заведующая вышла и вскоре вернулась с малышкой. Та взглянула на музыкантшу внимательными серыми глазенками. Жанна Мироновна вздрогнула — эти глаза напомнили ей ее ученицу Настю, недавно трагически погибшую.

— А вот и наша Настенька, — заворковала заведующая. Жанна Мироновна почувствовала легкую нервную дрожь: она немало молилась за душу погибшей девочки, и вот сейчас

Настя словно возвращалась к ней. Это было похоже на чудо. Тем временем девочка широко улыбнулась и сама потянулась к ней.

— Беру Настю, — решительно сказала новоиспеченная мать. — Это МОЙ ребенок.

Главврач, много повидавшая на своем веку и хорошо знавшая свое дело, одобрительно кивнула и пошла оформлять бумаги.

Спустя 17 лет сероглазая скромная девушка решительно повернула от ворот музыкального училища, куда настоятельно советовала ей поступить мать, и направила свои стопы в стороны педагогического университета, где подала документы на факультет дефектологии.

— Хотите работать с больными детьми? — спросили ее в приемной комиссии. — Похвально! Но с Вашим пятерочным аттестатом Вы могли бы поступить и на другой факультет, более, так сказать, престижный.

Настя упрямо покачала головой, в волевой складка губ этой неброско одетой девушки чувствовалась решимость идти до конца в своем выборе.

Артема, странного юношу с блуждающим, отрешенным взглядом, она впервые заметила на втором курсе, когда он вернулся из академического отпуска и попал на ее поток. За его спиной студенты хихикали, перешептывались и выразительно крутили пальцем у виска. Настя, видевшая смысл своей жизни в помощи несчастным людям, смело подошла к Артему и предложила помощь и дружбу. Вскоре она уже знала его диагноз — шизофрения. Болезнь медленно, но верно сжирала его одаренный от природы мозг. За одним академотпуском последовал другой, не успев выйти из психиатрической больницы, он снова попадал в нее. Как-то раз, придя по-дружески к нему в гости, она услышала от родителей Темы (так звали его в кругу семьи), что они, устав от его бреда, уже готовы определить сына в ПНИ. Настя сжала зубы: Тема бредил не инопланетянами и не идеями своего величия, а спасением мира от зла. Он полагал, что способен написать такую книгу, что все люди, прочитав ее, сразу станут самоотверженными и человечными, он страдал, слыша в новостях о войнах, жестокости и несправедливости, мнил себя на пороге величайшего открытия, которое приведет человечество прямиком к Светлому будущему. Вот только, увы, дальше общих слов о мире и гуманности дело не шло, Тема так и не сел за рабочий стол и не написал ни одной страницы.

Но как же можно отдать такого доброго мечтателя в ПНИ, где у больных текут слюни изо рта и в голове часто нет ни одной мысли?! Так думала Настя и, ничтоже сумняшеся, сама предложила Теме заключить брак, пообещав взять на себя как заботу о нем, так и воплощение его мечты.

Как ни отговаривала ее мать, Жанна Мироновна, как ни пугали тяжелым диагнозом родители Темы, она была непреклонна и поспешила отвести его в ЗАГС, пока он еще не признан судом невменяемым.

Состояние Артема между тем ухудшалось, но Настя умудрялась заботиться о нем и отлично учиться. Когда Настя с красным дипломом закончила дефак педуниверситета, он, пытаясь спастись от нарастающей слабости и бессилия, стал прикладываться к бутылке (так называемый «вторичный алкоголизм» нередок у шизофреников). В опьянении Артем был ужасен, он скандалил и буйствовал так, что ни его родители, ни Настина мать не могли этого вынести — и Настя купила квартиру в огромную, почти непосильную ипотеку. Работать она пошла в интернат для несовершеннолетних сирот-инвалидов.

Чем больше пил Артем, тем хуже становился его шизофренический бред. Вместо светлой мечты о создании Светлого будущего у него возникли болезненные идеи ревности: он был теперь убежден, что Настя изменяет ему на каждом шагу, хотя на деле она была чиста и идеально верна мужу. Бред ревности, надо Вам сказать — один из самых тяжелых видов бреда, он зачастую приводит к трагическим результатам. Так случилось и на этот раз.

Настя, стремясь отвлечь мужа от безумных, мучивших его идей, сняла на