не поможем, пока не будет поздно. Капсула с письмо долетит лет через двенадцать.

— Эх… — только и сказала Ингуся. — Как я тебя понимаю… Только и ты пойми, милочка, есть вещи, которые не изменить. У тебя на Земле мама и брат, ну так и у меня родители. Ладно, приемные родители, ну и что? Других все равно нет. Думаешь, мне их не жалко? Очень жалко из, и остальных жалко тоже. В конце концов, я же супервирина, меня сделали, чтобы защищать человечество. Мальчики и шмотки — это одно, а миссия — совсем другое. Если понадобится — буду защищать. Если вдруг умру — ну, судьба такая.

Женька смутилась, жизнь Ингуси вдруг обернулась вдруг иной стороной.

— Ты не умрешь, ты у нас почти бессмертная. Только скажи, что теперь делать?

— В том-то и дело, что пока — ничего. Иногда сделать ничего нельзя, с этим нужно смириться и ждать. Ты хорошо летаешь, ну и летай — экспедиции будет польза. Главное, не паникуй. На Земле остались другие люди, такие, как дядя Саша, если что, они справятся. А если не справятся — мы поможем, как только вернемся. Ты меня поняла?

— Да.

— Ну, вот и славно, а теперь давай спать. Завтра будет новый день.

* * *

Вечеров вышел из кабинета Валеева, миновал вырубленный в камне коридор, выбрался наружу и стащил очки. Иллюзия сумерек исчезла и превратилась в истинное, позднее утро Верума. Поселок жил своей, теперь уже тревожной жизнью. Мимо прошагал Ангел — он торопился лично, не по связи, проверить часовых. В перламутровом небе мелькнула пара «Кречетов». Роботы исчезли — их наверняка загнали в ангар. 'Ждут атаки, — отметил Вечеров. — Ждут-ждут, а нее не будет. Почему не будет — не знаю, но я в своих выводах уверен. Вместо атаки будет кое-что другое. Черт его знает, что.

На лицо упала капля, за ней вторая, заморосил мелкий дождик. Вечеров обошел по периметру часть долины, присел на выступ камня, подставил под дождь лицо. «Голова горит, а так лучше… Фильтр в маске вот только отсыреет, — равнодушно подумал он. — Ну да ладно, ничего, потом заменю…»

Он так и сидел, полуприкрыв глаза и ни о чем не думая, пока внезапно не наступили сумерки. «Что это, почему?». Он вернул маску на лицо, но ничего не изменилось. Перед глазами колыхалась мутная мгла, потом она приобрела кровавый оттенок. Вечерова знобило, ослабевшие мускулы скрутила боль, Он попытался встать, но лишь свалился набок. Хотел позвать на помощь, но воздух словно густым и не проходил сквозь в легкие. А потом пришел мрак и Вечеров потерял сознание.

* * *

О внезапной болезни специалиста по безопасности главному врачу «Алконоста» Корниенко доложил по связи его заместитель на грунте Алакаев.

— Я окулист, по моей части у него — поражение сосудов глаз. Инфекционисты говорят — ничего не обнаружено. Ни известных нам вирусов, ни опасных бактерий, ни паразитов, все чисто.

— Камил Гасанович, чудес этом мире не бывает. Заболевание у вчера здорового человека после контакта с неизученной биотой — это инфекция. Сам Вечеров что говорит?

— Ничего, он без сознания. Мартынов, его напарник, говорит, что была мелкая травма руки. Обработали по обычному протоколу.

— Вот с этого и следует начинать. проверяйте, чем он мог заразиться. Скорее всего, неизвестный нам возбудитель. У людей Петровского есть фрагмент мумии. Заберите и поищите в нем.

Алакаев отключил канал связи. Корниенко, сдав дежурство, ушел к себе в каюту. «Вот и началось то, о чем я предупреждал, — думал он, рассматривая ячеистый потолок каюты. — Земных возбудителей тут нет. Местные пока не изучены. Конечно, мы их отыщем, но сначала планета заберет свою дань. Безопасность корабля — дело, конечно, не мое, а Сибирцева, но даже старому врачу понятно, чем тут пхнет. Ленца уже нет, а если Вечерова потеряем — заменить его некем. Ангел — парень хороший, но простой вояка, не потянет. Мартынов — без звания, без статуса, непонятно, кто, хотя, может, и потянет. Мое тут дело — на других надеяться и в госпитале сидеть».

Корниенко, не вставая с койки, коснулся браслета.

— Система, классификация всех известных патогенов. Читай вслух.

— Грибы, вирусы, бактерии или прионы?

— Отбой, ничего не надо.

Корниенко сел на койке, потер лысеющий потный лоб рукой.

— Система, снова связь с Алакаевым… Камил Гасанович! Вы сейчас где?

— Пока в госпитале. Собираюсь за образами тканей.

— Отставить. Передайте ученым — к фрагменту мумии прикасаться только манипуляторами. Запечатать образец к чертовой матери, все эксперименты с ним прекратить. Если хотят санкции Сибирцева — я ее получу, пускай не переживают.

— Да что случилось-то, Кирилл Сергеевич?

— Биологическая тревога случилась. Скорее всего, да что уж… думаю, просто наверняка, у Вечерова заражение не бактериями и не вирусами, а прионным белком. Белок новый, инкубационный период ненормально короткий, вот и не распознали. От приона ни нашими дезинфекторы, ни автоклав, на даже облучение не помогут. Только по-старинке — хлоркой. Проследите, чтобы лабораторию обработали. У кого появятся те же, что и у Вечерова симптомы, изолируйте.

— А пусть заражения какой? Ну, не жевал же Вечеров этот палец!

— Заражение через еду — это для земных белков, а что с прионами Верума — не известно. Скорее всего, через рану на ладони. Может быть, и воздушно-капельная передача, так пускай используют противочумные костюмы. Как только поймем, что за патоген, начнем синтез антигена.

— Боюсь, Вечеров не доживет. Состояние крайне тяжелое.

— Организуйте отправку пациента на «Алконост», положим в криокамеру, может, хоть сколько-то времени выиграем…

* * *

Женьку вызвали в лазарет среди ночи по корабельному времени. Мартынов был уже там и обзавелся свежим проколом на вене.

— Кровь брали на анализ, — сказал он. — Александр заболел.

— Дядя Саша? О, господи… Насколько серьезно?

— Сам не видел, но, говорят, он в коме, будут отправлять на «Алконост». Нас с тобой проверяют сейчас проверят на прионы, а заодно на другую заразу.

— Понятно.

Женька помрачнела и поняла, что может вот-вот заплакать.

— Не бойся, Эухинита, — посоветовал Демиург, — Тебе ничего не грозит. Старлей поранил руку, в этом вся причина.

— Я боюсь не за себя, а за него.

— Понимаю, но Корниенко поможет Александру. По себе знаю, он очень хороший специалист.

Аргумент Демиурга был правильным по сути, но неуместным по обстоятельствам. Горе Женьки чуть не превратилось в неуместный истерический хохот. «Помню, как ты после снятия ментального блока удирал с корабля».

Проход в процедурную, вырубленную здесь же, в скале, перегораживал полог из брезента. Алакаев в противочумной костюме выглянул и сдержано пригласил Женю войти.

— Жалобы есть?

— Нету.

— Жар, озноб, боли в мышцах, помутнение зрения?

— Нет.