никогда ни одна женщина на свете не любила» (из письма счастливого Осипа Брика своим родителям). Со слов Лили В. В. Катанян сообщает, что 26 марта 1913 года она и Осип «отпраздновали свадьбу».

Между тем документы с непреложностью подтверждают, что московский раввин обвенчал их — не в синагоге, а дома — 26 февраля (11 марта по григорианскому календарю) 1912 года и, что, стало быть, история с учителем музыки, положившая конец лавине любовных приключений «самой замечательной девушки» (так характеризовал свою невесту Осип Брик в другом письме родителям), относится к 1911 году. Ей было тогда двадцать лет. Решающий разговор между ними произошел в кафе, сразу же после того, как Лиля вернулась из своего таинственного провинциального изгнания. Затем состоялась помолвка и, наконец, долгожданная свадьба.

Долгожданной, похоже, была она прежде всего для родителей Лили. От такого поворота событий они были счастливы даже больше, чем сами виновники торжества. Собственно, именно брак всегда и везде считался лучшим выходом из подобного положения, спасая репутацию легкомысленных барышень и направляя остепенившихся на добродетельный путь. В данном случае был вполне отраден и выбор, который сделала дочь.

Семьи Бриков и Каганов были и раньше знакомы, породниться с состоятельной и респектабельной купеческой семьей (Макс Брик держал крупную фирму, занимаясь скупкой и перепродажей кораллов), выдать замуж «беспутную» дочь за дипломированного юриста, каким стал к тому времени Осип, — это позволяло им обрести, наконец, душевный покой и восстановить репутацию в глазах своего окружения.

Судя по всему, родители жениха совсем иначе восприняли событие, которое привело в такой восторг их старшего сына. Конечно, они знали, хотя бы в общих чертах, какой шлейф тянется за будущей их невесткой, так что их вряд ли могла обрадовать счастливая весть. Это предвидел Осип, добавляя к своему сообщению о предстоящей женитьбе: «…знаю, что мое известие Вас взволнует, и поэтому я до сих пор Вам не писал…»[1].

Нам неизвестно в точности, какой была их реакция, но о ней можно судить по ответному письму Осипа, которое сохранилось: «Как и следовало ожидать, известие о моей помолвке с Лилей Вас очень удивило и взволновало. <…> Ее прошлое? Но что было в прошлом? Детские увлечения, игра пылкого темперамента. Но у какой современной барышни не было этого? <…> Я, конечно, чрезвычайно сожалею, что не могу Вам объяснить все лично, но надеюсь, что письмо мое будет достаточно убедительно, рассеет все возможные подозрения, сомнения и недоразумения. <…> Прошу Вас, дорогие родители, <…> поверить мне, что в этом мое счастье».

Родителям Осипа было известно, что в биографии невесты не одни лишь детские увлечения, но, однако, они сдались, поняв основное: решение сыном принято и, ему возражая, они лишь усложнят свои отношения с ним. Давние семейные традиции требовали родительского благословения на брак — Осип его получил.

Молодые сыграли свадьбу и поселились в снятой для них скромной квартирке из четырех комнат, которую содержали родители Лили. Нежелание более состоятельных родителей жениха принимать участие в этих расходах объяснялось, разумеется, вовсе не скупостью, а их отношением к выбору сына. Но ссоры из-за этого никакой не возникло, контакты не были прерваны — как и до своего супружества, Осип продолжал работать в торговой конторе отца, совершая по его поручению служебные поездки в Сибирь, Нижний Новгород, Узбекистан. Теперь повсюду его сопровождала молодая жена, которой тогда еще не наскучила роль хозяйки — скорее воображаемого, чем реального — семейного очага.

Что запомнилось ей из этих поездок? Яркость и пестрота азиатских красок, искусство узбекских мастеров, горящий от пожара буддистский храм где-то в Бурятии. Они уехали, не дождавшись конца пожара — он дошел до них год или два спустя в кинозале: в хронике перед началом какого-то фильма они увидели, как башня храма рухнула под напором огня. Осип произнес т. огда фразу, которая тоже осталась в памяти: «Случай не уйдет, уйти может жизнь».

Семейная идиллия продолжалась в Москве, куда они возвращались из дальних поездок. Вечерами вслух читали Толстого и Достоевского. Не торопясь, обстоятельно — «Заратустру» модного тогда Фридриха Ницше. Конец этой идиллии наступил очень быстро, что, вероятней всего, было предрешено, если помнить о характере Лили и ее темпераменте. Впрочем, тут тоже очень много тумана, и нам опять приходится обращаться к тому, что относится к личной жизни двоих и куда влезать постороннему вроде бы не положено. Но Лиля сама никогда не делала из этого тайны, — лишь уникальность ее судьбы, в самых мельчайших своих проявлениях, по большому счету, и представляет интерес.

Сама Лиля не раз писала впоследствии, что ее супружеская жизнь с Осипом Бриком прекратилась в 1915 году. Биографу Осипа Анатолию Валюженичу она призналась, что это произошло на год раньше — весной 1914-го. Разница существенна, ибо в 1915 году произошло событие, перевернувшее ее жизнь. Событие, которому будет суждено ее обессмертить. И поэтому время, когда Осип из супруга превратился в «ближайшего друга», действительно имеет значение.

Интересно и другое: что же привело к их фактическому — или, проще сказать, физическому — разрыву? Новое увлечение Лили? О нем ничего не известно. Похоже, к тому времени нового просто не было. Увлечение Оси? И о нем также нет сведений. По словам Лили, Осип был равнодушен к плотской любви. Дальнейшая его жизнь это опровергает, но и Лиле никто тогда — и даже какие-то годы после — не заменил Осипа Брика. Что же все-таки разрушило их брачный союз в традиционном, житейском смысле этого слова? Вопрос повисает в воздухе. Не имея каких-либо данных, гадать невозможно. Ясно одно: никакая посторонняя сила тогда еще в этот союз не вторгалась. И однако же он распался, хотя внешне никаких перемен не произошло. Для всех они по-прежнему оставались супругами. И для всех таковыми останутся — и тогда, и потом…

Тем временем в семье Каганов подрастала младшая дочь. Лиля и Ося сочетались законным браком, когда ей было пятнадцать с половиной лет: критический возраст! Сняв с себя заботу за нравственность остепенившейся Лили, Елена Юльевна переключилась на Эльзу. Она-то знала, какая кровь бурлит в жилах ее дочерей… Но разве когда-нибудь и кому-нибудь удавалось остановить любыми запретами это бурление? Чему дано свершиться — неизбежно свершается.

«Лирическая» биография Эльзы началась, однако, позже, чем ее старшей сестры. Осенью 1913-го ей только что исполнилось семнадцать. Окончив гимназию, она поехала на каникулы в Финляндию и, вернувшись, поступила в так называемый педагогический — дополнительный — класс. Редко ей выпадавшими свободными вечерами ходила гостить к подругам — сестрам Иде