– По фотографии невозможно что-то сказать наверняка. – Марина заговорила медленно, неохотно, словно человек, которого пытаются о чем-то расспрашивать во сне. – Ты же сама знаешь, фальшивки на снимках выглядят так же, как подлинники, и даже лучше. Мне надо его увидеть живьем… Взять в руки, оценить вес, пощупать, послушать, как звучит серебро, понюхать…

– Ты же говорила, что теперь есть присадки, имитирующие «запах серебра»! – Александра, обрадованная уже тем, что получила хоть какой-то ответ, заулыбалась. – И гарантию подлинности может дать только тест с использованием реактива.

– Или прибор… – все так же отстраненно произнесла Марина, не сводя глаз со снимка, который художница положила на стол лицом вверх.

– Ты о нем рассказывала, – подхватила Александра, не теряя надежды расшевелить собеседницу. – Будто он определяет золото, серебро и платину, причем в процентном отношении в сплаве. Почему ты так до сих пор его не приобрела, не понимаю! Ты же поклонница всяких технических новшеств…

– Я предпочитаю работать по старинке… – пожала плечами Марина. – Магнит (серебро не магнитится), игла… Если есть подозрение на посеребренную латунь или медь, достаточно слегка царапнуть, и виден красноватый или желтый металл. Капля реактива… Да капля простого йода или серная мазь, в конце концов. Почернело – серебро. Гравировка вокруг слишком тесно сидящих клейм – стало быть, вырезали настоящие клейма с ложки, перепаяли на новодельный кувшин, места пайки спрятали под узором, кувшин неделю вымачивали в деревенском сортире, так что на вид ему сделалось лет сто пятьдесят… Был у меня такой кувшинчик, помнишь? Обманулась по молодости…

– Все мы обманывались в молодости… – кивнула художница. – Да и сейчас не застрахованы от ошибок. Так что это может быть за трюфельный пес, как думаешь?

– Хотелось бы сперва понять, что это за «королева Джованна». – Марина наконец стряхнула с себя оцепенение, в которое ее повергло созерцание снимка. – Это может быть ключом ко всему остальному.

– Так ты не знаешь… – разочарованно протянула Александра.

Хотя художница понимала – ее зыбкие надежды, что старая знакомая с ходу назовет автора серебряной паштетницы и даст указания, где найти эту редкость, не более чем надежды, она расстроилась. «Уж если Марина ничего не знает… А она, похоже, не разыгрывает изумление, а правда изумлена!»

– Вещь уникальная, – продолжала Марина, уже прежним, бодрым голосом, вибрирующий тембр которого заставлял слушательницу невольно морщиться. Когда женщина говорила задумчиво и неторопливо, резкие ноты исчезали, словно затушеванные, или, как сказала бы она сама, зачерненные. – И знаешь, массив ли это серебра, или глубокое серебрение, я стала бы решать в последнюю очередь. Уж очень необычная фигура, этот трюфельный пес… Сперва увидеть бы клейма… Это бы многое объяснило!

– Увы… – Художница вновь взяла снимок и приблизила его к глазам. – Старое фото… Кстати, уже возраст фотографии косвенно дает представление о возрасте этого пса.

– Косвенные свидетельства тоже нельзя сбрасывать со счетов! – согласилась Марина. – А еще интереснее было бы узнать, кто дал тебе эту наводку?

– Этого я сказать не могу, – твердо ответила Александра.

Собеседница кивнула, не делая попытки продолжить расспросы о личности заказчика. Щепетильность Александры на этот счет была известна всей Москве. Отойдя к плите, хозяйка поставила наконец на конфорку джезву с налитой водой и вновь повернулась.

– Манера исполнения, действительно, остро напоминает Ренессанс. Какая тонкая выдумка, ирония, смелая техника… Смотри, ведь это не штамп, не «модель собаки», а прямо-таки живая собака, унюхавшая трюфель! – Женщина восторженно указывала то на один, то на другой участок фотографии. – Гляди, как у нее на холке кожа сморщилась от возбуждения! Как задние ноги напряжены, она готова присесть, а передними начать копать… Жаль, всех деталей не рассмотреть, я убеждена, там множество очаровательных мелких подробностей! Если бы мне сказали, что это фото предмета из экспозиции музея, скажем, Дворца Питти – Музея серебра во Флоренции, я бы и сомневаться не стала, что пес прямиком оттуда. Ему самое место в коллекции Лоренцо Медичи. Но…

Марина внезапно замолчала, на ее лице мелькнула едва уловимая гримаса, не то сомнения, не то неприязни.

– Но?.. – с замиранием сердца спросила Александра, которую встревожила как высокая оценка фигуры на фотографии, так и эта загадочная гримаса собеседницы.

– Если тебе поручили найти этого пса, он находится не в музее, где о нем все бы знали, а в частной коллекции, где о нем никому ничего не известно. Во всяком случае, не известно мне! – тут же поправилась Марина. – Если бы он продавался, да еще в Москве, фотография давно бы везде засветилась. Это не серебряный рубль и не подстаканник. Давно бы зашумели. Все это значит, что он не продается. Либо его здесь нет, либо он так спрятан, что тебе никогда его не найти!

Отвернувшись к плите, она осторожно всыпала в закипевшую воду несколько ложек молотого кофе, размешала и сняла джезву с огня. Александра молча приняла чашку и, не сделав ни глотка, поставила ее на стол. Марина, нацедив себе кофе, присела напротив. Ее глаза влажно сияли – от душистого бодрящего пара, поднимавшегося над чашкой, от тайных мыслей, которые ее занимали. Теперь говорила она одна, подавленная слушательница отмалчивалась.

– А ты ждала, что я сразу скажу, где его купить, так, что ли? – Сдув пар, Марина осторожно сделала глоток. – Это вещь не рядовая… исключительная… Я бы только за право посмотреть заплатила деньги, как за билет в музей. Говорю тебе, ему место в Музее серебра во Флоренции. Если этот пес и в самом деле подлинный. Заметь, он должен быть внушительного размера! По фото точного масштаба не вычислить, но я предполагаю, в холке не менее двадцати пяти – тридцати сантиметров. Если это массив серебра, весит он немало! Впрочем, вещи из старинных дворцовых сервизов бывали и массивнее. Чего стоили чеканные блюда с позолотой времен правления Эдуарда Первого! Они ставились на носилки, которые несли на плечах четверо здоровенных слуг! На каждом блюде мог уместиться целый жареный кабан! А сервизы времен Карла Второго, под которыми подламывались ножки столов!

Марина вздохнула, переводя дух, ее затуманившиеся было глаза прояснились.

– Но в случае с этим псом речь идет о деликатесе, о лакомстве для гурманов. Возможно, блюдо готовилось и подавалось исключительно для этой самой загадочной королевы и для тех, кого она удостаивала угощением…

– Да мне-то не легче оттого, что в нем сервировался деликатес! – не выдержав, воскликнула Александра. – Мне бы знать, с чего начать, где искать этого пса! Общие фразы не помогут…

– Это так важно?

Простой вопрос был задан особенным тоном, художница сразу ощутила напряжение, маскируемое краткостью фразы. И ответила сдержанно, коря себя за вырвавшийся вскрик:

– Важно, но не для меня. Заказчик волнуется.

– Его можно понять, – кивнула Марина. – Но на его месте я бы не волновалась. Это все равно что в наши дни простому смертному всерьез переживать по поводу, полюбит ли его Мэрилин Монро. Во-первых, кто он и кто она? Во-вторых, ее давно на свете нет.