— Спрятал? Такого страшного?! — Голос выдает испуг. Что ж, тебе и не требуется его скрывать. Когда нищего бродяжку хватает за шиворот великий маг, ясно же, что бродяжка должен испытывать. Он даже того старика вон как перетрусил, а уж такого великого господина мага…

— Если ты врешь, то превратишься в жабу, пупырчатую… противную такую, — с угрозой сообщает маг.

— Не вру я, не вру! — уже рыдает злополучный бродяжка — так рыдает, что аж губы от ужаса трясутся. — Боги свидетели — не вру!

— Такие, как ты, бродяжки в Богов не верят, — внезапно вступает другой маг. — Клянись Хозяином Подворотен, что не врешь!

«Ах ты, зараза! Вот с кем бы мне не хотелось связываться, так это с Хозяином Подворотен! Да еще и клясться его именем. Ну да что уж поделать? Гад ты все-таки, господин маг! И откуда знаешь? Сам небось из городских босяков, да? Стал магом и думаешь, что уже ничего не страшно? Что можно других обижать? И выдавать чужие тайны? Ну погоди, Хозяин Подворотен до тебя еще доберется! Он и не такими ужинал…»

— Клянусь, — шепчет икающий от ужаса мальчишка, размазывая по лицу слезы. — Чем хотите клянусь — не вру! Старик пошел — туда… наверное… я не помню точно… я не смотрел… очень страшно было…

Если бы не парализующее заклятье, он бы уже валялся в ногах у этих чудовищ. Ах, если бы он обошел стороной это страшное место, если бы он никогда не видел того старика! Ах, зачем он и вообще на свет родился, сирота бесприютная? Все-то его, несчастненького, обижают!

— Так почему ж ты отсюда не сбежал, если так того старика испугался? — вновь спрашивает главный маг. Или не главный? Может, просто самый разговорчивый?

— Так я и бежал, господин маг, а тут вы… — хныкает бродяжка. — От вас разве сбежишь?

— От нас — никогда, — ухмыляется другой маг, и главный недовольно косится в его сторону. Он бы много чего, наверное, сказал сейчас своему подчиненному, но не при мальчишке же!

— Ладно, — кивает главный маг. — Хорошо. Мы тебе верим. Теперь… вот что… если ты этого старика еще где-нибудь когда-нибудь увидишь… со всех ног дуй в городскую гильдию магов. Расскажешь о старике — получишь награду. А чтоб они тебя сразу узнали… дай-ка свою правую ладонь! Не бойся, это не больно…

Невидимый захват разжимается, отпуская тело. Дрожащая ладошка тянется к магу, сложенная, словно для подаяния. Брезгливо поморщившись, маг делает изящное движение пальцами. С них срывается крохотная искорка, срывается и падает на подставленную ладошку. Мальчишка вздрагивает, смотрит на свою руку испуганно, точно ожидая, что она вот-вот скрутит кукиш, превратится в какое-нибудь чудовище или попросту как следует заедет в глаз.

— Просто покажешь в гильдии свою ладонь, и тебя обязательно выслушают, — говорит главный маг. — Да не трясись так, ничего с твоей рукой не сделалось, я просто оставил на ней метку, которую сможет прочитать любой другой маг, чтоб тебя по ней сразу узнали.

— Метку? — трепеща переспрашивает мальчишка. — А мне теперь как? Мне ею вообще ничего делать нельзя?

— Можно, — вновь морщится главный из магов. — Можешь ею пользоваться, как и раньше. Так, словно с ней и вовсе ничего не случилось.

— А метка… она не сотрется?

— Нет, — раздраженно бурчит маг.

— Она не ядовита? — жалобно вопрошает мальчишка. — А мыть эту руку теперь можно?

— Заткнись, — еще раздраженнее откликается маг. — Я же говорю, ничего тебе от этой метки не сделается. Можешь ее мыть, брить, в ухе ковыряться… Главное — запомни: увидишь старика, моментом дуй в гильдию!

— Все могло быть куда хуже, тебя могли превратить в жабу, — вновь ухмыляется кто-то из его подчиненных.

Мальчишка по-прежнему недоверчиво поглядывает на свою руку, но самих магов почти что уже и не боится. Раз ему дали распоряжение, значит, он нужен. А раз нужен, значит, его не будут убивать. И превращать в жабу не будут. Жаба не сможет прибежать в гильдию, даже если увидит того старика, жаба не сможет показать правую руку, разве что громко квакнуть…

— Да, господин маг, — отвечает мальчишка. — Я все так и сделаю, как вы сказали…

И кланяется. Низко-низко.

— Что-то руки у тебя для попрошайки больно чистые, — задумчиво бормочет главный маг, отворачиваясь.

Крылатые кони магов спускаются из ночной темноты. Маги вскакивают в седла и почти тут же исчезают, растворяются в блестящей от лунного света темноте… темноте, похожей на шелк, обтягивающий тугие бедра танцовщицы. Танцовщица задорно вертит бедрами, а ты утираешь слезы. Ночная тьма впитывает твой страх без остатка. Едва слышно шумит теплая осень…

Что ж, до утра придется переждать, а там… а там нужно постараться как-то устроиться в этой жизни, и уж на сей раз прожить ее как следует. Третьего раза тебе никто не предоставит. Уж таких-то чудес точно не бывает!

Юркая тень скользит знакомыми подворотнями, на бегу соображая, что появилась и еще одна опасность, о которой старик давным-давно позабыл.

«Что ты здесь делаешь? — посверкивая ножом, говорит эта опасность чужакам, внезапно выныривая из подворотни. — Откуда ты? Из какой шайки? Почему на нашей территории? Подаяния просишь? Ты?! Здоровенный деревенский бычок? Подаяние, да? И много подают? А ведомо ли тебе, что тех, кто мне врет, я убиваю? Да-да, вот этим самым ножиком, ты правильно смотришь…»

У нищей, бесприютной, одинокой старости, оказывается, есть свои преимущества. То, что ты никому не нужен, означает также и то, что ты не нужен действительно никому. Нечего с тебя взять. А вот если ты молод… ты просто не можешь безнаказанно слоняться по эдаким трущобам и не принадлежать при этом ни к одной шайке. Ведь если ты не свой, значит, чужой. Чужак, явившийся невесть с какими целями. А с ними разговор, как правило, короткий.

Кертелин крался, сливаясь с тенями, стенами и заборами. Кертелин боялся.

Огромная танцовщица-ночь насмешливо вертела бедрами, то и дело обдавая его жаром, своего могучего тела. Ей непонятны были его нелепые страхи. Ну — зарежут. Ну — кровь. Красное отлично смотрится на черном шелке…

«Неужто ты не хочешь украсить меня собой?»

«Прости, красавица…»

«Твоя кровь на ярком блеске моих одежд…»

«Прости, красавица… я только начал этот танец… глупо ставить точку в самом начале, не успев сделать и десяти движений…»

«А жаль… мне бы пошла красная лента…»

«Прости, красавица…»

Кертелин шел тихо, придерживая дыхание, осматриваясь на каждом шагу. Поражаясь несметным возможностям своего нового тела. Оказывается, можно не задыхаться и не спотыкаться тоже можно, оказывается, можно красться так тихо, что тебя даже крысы не слышат… по крайней мере — некоторые. Оказывается, подтянуться и незаметно перемахнуть забор — это легко. И слиться с тенью и переждать, пока пройдут. И укутаться сумраком нависающей стены. И никакой магии! Ничего из того, что ему преподал его загадочный учитель. Впрочем, его магия тут была бы не слишком хорошим подспорьем. Но магия и не нужна. Тело летит, тело танцует, тело сливается с ветром, тело обнимает танцующую ночь, силясь поспеть за ее обманчиво медленным кружением… Нужно только придерживать себя, чтобы не закружить с ночью в едином танце, ведь ночи нечего бояться, тогда как тебе…