Все девушки вместе засмеялись. Джен впервые за долгое время поняла, что не контролировала себя во время разговора и в голове ни разу не пробежала мысль о желании поехать домой. Вернулась Магрит.

— Слушайте, а вы не хотите уже пойти отсюда. Надоело тут сидеть. Что думаете?

— Да, поехали, тем более нам завтра ехать смотреть ткани, — сказала Хелен.

— Перед тканями надо подготовиться.

Девушки вопросительно посмотрели на Салли.

— Вы что? Примета такая, нельзя уходить из бара без последнего коктейля, если завтра едешь смотреть ткани.

— Салли, ты и так уже пьяная. Какой тебе коктейль?

— Я серьезно говорю, такая древняя традиция. Сидите тут, я быстро.

— Не обращай внимания, — сказала Джен Хелен. — Ее от одного бокала несет. Следующая стадия будет — историческая. В такси до дома она обычно рассуждает о Холодной войне или о кельтских племенах. Это ее любимые темы.

— Вот что делает с людьми наука, — сказала Магрит. Салли — преподаватель истории.

— Никогда бы не подумала, — сказала Джен.

— Все так говорят, когда видят ее впервые.

Магрит улыбнулась. До этого она казалась Джен очень закрытой и вела себя так, как будто бы вытянула вперед руку и никого к себе не подпускала. А теперь Джен показалось, что это напряжение немного ослабло.

Вернулась Салли.

— Каждой по одной. Хотела по две, но в руках не уместила, и пришлось оставить парням на барной стойке.

— Ты что, купила каким-то мужикам шоты?

— Ну да, то есть нет. Я купила нам, а потом поняла, что не унесу их. Не выливать же на пол.

— Да уж, действительно, верное решение.

Все девушки взяли в руки по шоту. Джен даже не спросила, что это было и синхронно выпила со всеми остальными. Ее мозг почти полностью отключился, перед глазами было ощущение тумана. Она отрывочно помнила, что танцевала, а потом села в такси. Другой эпизод — она открывает дверь квартиры и садится на тумбочку в коридоре. Джен уснула на несколько минут, а когда проснулась, еле пришла в себя и долго пыталась осознать, где находится. Голова, по ощущениям, была похожа на кирпич. Она поднялась и скинула с себя платье. Кожа и правда покрылась розовыми полосами и сильно чесалась. Джен поставила чайник и решила снять макияж — однажды косметолог сказала ей, что никогда нельзя ложиться накрашенной, иначе… последствия врач не объяснила, но Джен все равно следовала ее совету. Она вытерла ватным диском лицо и еще секунд 15 разглядывала, как черный цвет от туши переходит в блестящие тени, которые соседствуют с тональным кремом. Джен залезла в душ и лила воду себе в лицо в надежде, что так будет чувствовать себя лучше. Потом она напилась горячей воды, натянула пижаму, проверила три раза, закрыла ли входную дверь, и рухнула в кровать.

*****

Джен проснулась от появления тети Гретты — сестры ее отца. На случай непредвиденных обстоятельств семья Джен обменивалась ключами, но для Гретты это значило свободный проход в любую квартиру членов семьи.

Гретта была тем самым родственником, о ком обычно рассказывают самые интересные истории. Пять лет назад она развелась со своим мужем Эваном. Они прожили вместе 22 года. В браке родился мальчик Илай — двоюродный брат Джен. Ничто не предвещало никаких разногласий. Они были самой обычной семьей. Бабушка Джен, мать ее отца и Гретты, очень гордилась этим фактом.

— У нас в семье никто никогда не разводился! — многозначительно восклицала она в разговорах с подругами.

— Почему ты так этим гордишься? По-моему, это показывает, что все женщины в нашей семье — безвольные терпилы, — таким заявлением Джен огорошила бабулю в возрасте 15 лет.

— Дженни! Что ты такое говоришь? Кто тебя этому научил?

— Бабушка, меня не надо учить. У меня есть свои мозги, и я могу сама делать умозаключения.

— Умозаключения… какие слова мы знаем.

— Так ответь на вопрос. Почему этот факт вызывает такой восторг?

— Потому что семья — самое главное. А мы умеем сохранять отношения.

— Даже если эти отношения гниют, их тоже надо сохранять?

— Знаешь, Дженни, отношения — это не просто. Надо идти на компромиссы.

— А если этими компромиссами ты наступаешь себе на горло?

— Такова женская доля. А кому ты будешь нужна разведенная? А если еще и ребенок? А?

— Да себе я нужна, бабушка, себе и только себе!

— Дженни, ты еще маленькая. Вот будет у тебе муж, ты меня поймешь.

— Надеюсь, что я никогда тебе не пойму.

Подобные разговоры почти всегда заканчивались ничем, а с возрастом Джен все сильнее убеждалась в своих мыслях. Пусть она никогда не мечтала о крепкой семье и об этой картинке из рекламы — большой дом, муж, дети, все с идеально белыми зубами, и собака, которая резвится на газоне. Но внутри себя она хотела доказать всем предыдущим поколениям своей семьи, что построит свои отношения иначе. Но как иначе? Она не понимала.

Со временем Джен пришла к выводу, что ни Гретта, ни большинство других женщин в ее семье, не разводились не от великой любви к своим мужьям, а от того, что не знали другой жизни и до дрожи боялись проверить, существует ли она после развода с человеком, которого ты когда-то любил, а, может, и не любил вовсе. Джен не хотела такой жизни, поэтому была чуть ли не единственной, кто поддержал Гретту, и пила с ней на кухне вино, когда та получила документы о том, что она «свободная птица».

Гретта не сильно переживала после развода. Она понимала, что Эван — хороший человек, но уже было невозможно отравлять друг другу жизнь. Они были настолько разные, что по ним можно было объяснять школьникам, что такое «антонимы». В итоге Гретта осознала, что боится прожить оставшуюся часть жизни так, как она не хотела.

— Илай уже взрослый. Ради чего все это сохранять?

После развода она продала долю в своей квартире Эвану и купила небольшой загородный дом. С оговоркой, что заняла недостающую сумму у родственников и знакомых. Отец Джен, передавая сестре деньги, мысленно крутил у виска, но все же сказал:

— Отдашь, как сможешь. И да, мы приедем на новоселье.

Гретта всю жизнь мечтала жить в доме, но Эван был городским жителем и ни на что бы не променял асфальт и новостройки. А он и не променял. Гретта тем временем разбила небольшой сад, который за пять лет превратился в настоящую плантацию. Она выращивала там очень странный набор растений — только то, что ей нравилось больше