к адвокату — познакомить. Неожиданно мы разговорились. Как оказалось, Чак, а именно так звали адвоката, работал на Митчелла Моргана. Совпадением это было или нет, но мы успели несколько поверхностно обсудить дело, по которому шел суд, затронуть некоторые части следствия и плавно перешли на более интересную тему, касающуюся непосредственно его работы на мистера Моргана.

Казалось, что этот Морган был славным малым, если такое словосочетание вообще было применимо к чиновникам. По крайней мере, он был неплохим руководителем, по словам Чака.

Судьи не было около часа, и все это время мы с адвокатом вели довольно непринужденную беседу. Я бы не сказал, что воодушевился после нее в ожидании моей будущей работы, но настроение все-таки улучшилось. Суд продолжился, и я снова занял свое место в зале.

Еще час, и все закончилось. Мужику дали три года, видимо, прокуратура поработала на славу. Или же Чаку обещали недостаточный гонорар, в конце концов, я прекрасно знал, как устроена эта система. Пока суд принимал решение, я успел поговорить с коллегой отца. Ничего особо интересного от него я не узнал, но все же считал, что день мой прошел продуктивно.

Когда объявили приговор, мыслями я уже был дома, выстраивая разговор с отцом. Я так увлекся этим делом, что пропустил момент, когда осужденного попросили вывести из зала суда. Но вдруг… Этот мужчина поднял голову, и я случайно столкнулся с ним взглядом. И в этот момент мой мир, остановившись на секунду, дал трещину.

Эти глаза… Лучше бы я никогда не видел этих глаз. Но это я понял далеко не сразу.

***

Остальные события, произошедшие после суда, я помнил смутно. Я перекинулся еще парой фраз с Чаком, попрощался с ним и с коллегой отца. Мой «курирующий судья» встретил меня у своего кабинета. Мы о чем-то еще поговорили, и он проводил меня до такси. Не помню, как я ехал домой.

В зале меня ждал отец. Его коллега уже успел ему позвонить. Даже не знаю, назвать это оперативностью, или более низко — сучестью. Наверное, зависит от ситуации, но я не сомневаюсь, что крыса — она и есть крыса. Позитивно, ничего не скажешь.

Он дотошно выспросил у меня обо всем, что происходило на суде, просмотрел мои заметки, спросил про Чака. Я помню суть разговора, но я знал ее еще до того, как он начался. Я знал об этом еще тогда, когда судья встретил меня у своего кабинета. Но если бы кто-то спросил меня об отдельных фразах, я бы не вспомнил. Никогда еще я не был таким дезориентированным. О чем незамедлительно сообщил мне отец.

Очнулся я среди ночи, лежа на кровати и тупо уставившись в потолок. О чем я думал все это время, в какой полудреме был? Не знаю. Поднявшись, я щелкнул выключателем, зажмурившись от яркого света. Скинув одежду, я зашел в ванную и еще долго стоял под струями воды, прокручивая в голове прошедший день. Колледж, суд, дом. Все было как обычно, но одновременно что-то было не так.

Вздохнув, я прикрыл веки. Тут в моих мыслях промелькнул осужденный на моих глазах мужчина. Его взгляд…

Никогда прежде я не видел такого взгляда. За полгода в тюрьме из него успело исчезнуть выражение паники, вины, раскаянья. Там осталась только безысходность, покорное смирение и тоскливое отчаяние. Он знал, что его упекут за решетку, знал, что адвокат не поможет ему. В один день его жизнь закончилась, оборвалась, без возможности стать прежней. Но ведь он ничего не мог с этим сделать, не мог этого изменить. Он не мог больше быть свободным. Мертвый человек, который еще дышал. И это все было в его глазах.

Меня поразил этот взгляд, ошеломил, выбил из равновесия. Я не мог похвастаться, что разбираюсь в людях, и меня удивило, как за короткий миг я увидел это все. Стянув полотенце с головы, я взглянул в зеркало.

Впрочем, я знал, как мне это удалось. Я уже видел такие глаза, видел это выражение покорной безысходности. Видел их каждый день, правда, старался не думать об этом, не разбираться. Даже сейчас…

Я смотрел в зеркало на свое отражение, а мое отражение смотрело на меня. Я снова видел это выражение глаз, словно опять оказался на суде. Только в этот раз это были мои собственные глаза.

***

Я стоял в своей безлико черной мантии выпускника на сцене рядом с вещающим деканом и откровенно скучал. Меня представляли, как лучшего студента, жали мне руки, фотографировали с этой бумажкой, которая подтверждала, что теперь я первоклассный юрист. Куча поздравительных слов, улыбок, кивков. Смех со стороны моих одногруппников, теперь уже бывших. Значимость события зашкаливала.

А в моей голове была сплошная вата. Без удивления я понимал, что этот день стал просто очередной галочкой выполненных дел. Ничего необычного. Но улыбающиеся лица молодых людей в точно таких же, как у меня, мантиях навевали странное чувство. Огорчения или разочарования, я не понимал. Только смутно ощущал, что хотел бы быть с ними, пусть никто из них так и не стал мне другом. Вздохнув, я отвернулся и попытался протиснуться сквозь толпу.

— Эй, Алекс!

Голос нагнал меня, когда я уже преодолел половину расстояния до выхода. Я обернулся, встретившись взглядом с парнем с моей группы. Как же его звали? Майкл? Джек? Джонни? Впрочем, какая разница.

— М-м-м… Да?

— Пойдем с нами? Мы хотим отметить с ребятами. Все-таки, мы долго к этому шли.

Парень улыбался и светился от счастья. Меня кольнуло чувство мерзкой зависти.

— Нет. Спасибо. Извини.

— Да брось, Ал, последний раз, возможно, видимся. Пошли! Родители тоже пойдут, только в другое место. Где твои, кстати?

— Их тут нет. Извини. Спасибо, — снова повторил я и почти сбежал от него, нырнув в толпу.

Да, моих родителей не было на церемонии. Удивлены все еще? Можете уже перестать удивляться. Для них это не было чем-то из ряда вон. К тому же у отца сейчас было много работы, а мать разбирала бумаги, я это понимал. Я все понимал.

Да черта с два — я был обижен настолько, что руки чесались швырнуть все любимые бумажонки в родительские лица. Какого черта?! Но с другой стороны, если бы они приехали, чтобы изменилось?

Воображение услужливо нарисовало картину, как отец сухо кивает, а мать, нацепив очки на нос, открывает блокнот и ставит галочку рядом с пунктом «получить образование».

— Отлично. Это есть, наконец. Далее по плану встреча…

Я тихо завыл, дернув себя за волосы, и