Родственники стали прибывать в квартиру усопшей где-то через полчаса после кончины. Кто их уведомлял о горе, было совершенно непонятно, ибо старуха позвонить перед своей смертью не могла, а Артур с Ритой этого не делали. Родственники прибывали и после похорон. Они набились в четырехкомнатную квартиру баронессы, как шпроты. Все держались утонченно-плаксиво, как держит себя на сцене плохой трагик в день дебюта. Квартира была заполнена скорбью, еще не выветрившимся запахом батюшкиного кадила и перезвоном фамильного серебра, приготавливаемого к трапезе. Земля сдала — небо приняло. Но по комнатам и ее просторным коридорам носились шепотки не небесного, а вполне земного происхождения. Они, казалось, ползали по стенам, проникали за плинтус и застревали меж стен и потрескавшихся, не менявшихся с 1970 года обоев.

«Такая хорошая старушка была. Вот помню, под Святки…»

«Вы давно из Магадана? Это правда, что там золото копейки стоит?»

«Сколько ни зазывали, так в гости и не приехала…»

«Конечно, бабушке семьдесят, а она в Хабаровск поедет».

«Мы не из Хабаровска, из Нагинска…»

«Разве семьдесят?.. Не больше?»

«Что-то около восьмидесяти».

«А вы кем ей приходились?..»

В общем, родственников было много. Потомки славного рода Штрауке, носящие ныне фамилии Косых, Толстопятовы, Миклушевы, Хорьковы и Забираловы, съехались в Москву со всех просторов необъятного Советского Союза, своим движением начертив схему нынешней сети магазинов «Эльдорадо». Ни Артур, ни Рита ни одного из них за шесть лет жизни в Марьине не видели, и ни об одном из них не слышали из уст старухи.

Обед закончился превратившейся в фарс трагедией. Усевшись за огромным, не сожженным в начале века большевиками столом для поминальной трапезы, огромная семья с нетерпением ожидала прибытия адвоката, несущего от нотариуса новости о разделе имущества. Покончив с кутьей, Артур с Ритой собирались убраться в свою комнату, но прибывший ко всеобщему волнению стряпчий попросил всех впускать и никого не выпускать. Через пять минут ложки с рисом стали падать на блюдо, отбивая похоронный марш № 3. Новыми хозяевами квартиры восемь дома двадцать четыре по улице Поречной стали Артур и Маргарита Чуевы.

Еще не понимая, что произошло, гости стали спрашивать адвоката, а что, собственно, с разделом. То есть, что несравненная Клавдия Оттовна благоволила передать каждому из родных ей по крови людей. То есть наследство-то как делиться будет. Адвокату пришлось повторить то, что он сказал минутой ранее.

Артур сидел белый, как приготовленное к работе полотно Кандинского, язык его распух во рту, и он, великолепнейший экономист, быстро прокручивал в голове данные, которые позволили старой карге отдать квартиру и все в ней находящееся им, а не зловонной своре наконец-то дождавшихся смерти старухи кровников. Он вспоминал теплые и холодные вечера, когда Рита оставляла его одного, уходя к хозяйке то с тарелкой пирожков, то посмотреть телевизор, то просто пожаловаться и поплакать бабке в шушун. От баронессы она возвращалась совершенно спокойной и уверенной в себе молодой женщиной. И вот теперь все становилось на свои места. Променады в соседние комнаты закончились вполне логично. Пока за столом царила отвратительная тишина, Артур вспомнил случай, который однажды произошел в благочестивой семье одного порядочного еврея.

Жил-был старик, вот так же, как незабвенная Клавдия Оттовна, тяготился одиночеством при батальоне родственников, на календаре отмечавших каждый прожитый им день, и когда пришла пора помирать, он собрал всех и сказал:

«Свою квартиру, машину, немножко золота и чуть-чуть серебра я хочу отдать вам, мои родные. И, чтобы не обидеть никого своим решением, я передаю вам это все здесь и сейчас, дабы вы могли разделить все по совести и справедливости сами. Ухожу я от вас, храня в сердце память о любви вашей и заботе. И я готов выполнить последнюю волю свою лишь при одном условии. Господь наш, Иисус Христос, принял на чело венец терновый. И я хочу так же, как и Он, уйти в муках за грехи ваши. Но уподобляться Ему не могу, ибо грешен, да и венца нет. А посему сейчас, за минуту до смерти, хочу, чтобы вы раздели меня донага, положили на живот и в задний проход вставили кактус, коих в моей, то есть в вашей, квартире в изобилии».

Как только последняя воля умирающего была в точности с просьбой его выполнена, в двери и окна ввалились огромные мужики в масках и с надписью на спинах «СОБР». И старший из них, оценив обстановку, воскликнул: «А прав был информатор! Это здесь у старого еврея вымогали имущество!»

Абсолютно спокойной в наступившем хаосе выглядела одна Рита. Она невинно смотрела в стол, и щеки ее розовели.

Повернувшись к немеющему от восторга Артуру, она негромко, но доступно для чужих ушей сказала:

— Я хочу заняться с тобой любовью.

Это была первая триумфальная сделка, которая была прокручена ими не вместе.

К началу 1993 года река застоя тронулась. С треском, с вдохновением.

Артур Чуев за три года из способного, но малозаметного менеджера вырос до начальника отдела внешнеэкономических связей крупнейшего в Москве «Инкомрос-банка». Рита по-прежнему работала экономистом на текстильном комбинате, и оба они чувствовали, что наступил момент, упустив который уже невозможно будет наверстать упущенное. Это было время, когда подателя объявления «Меняю однокомнатную + ваучер на двухкомнатную» за идиота еще не держали.

Под Новый 1991 год в банке началось шевеление. Эти движения постепенно переросли в хоррорные явления и вскоре приобрели монструозные колебания. Чубайс (а кто это такой, Чубайс?) разработал программу приватизации госсобственности (а что это такое?), и первым ее этапом стала народная приватизация (какая?). Артур пытался найти вопросы на эти ответы, попутно соображая, что происходит вообще. Поначалу все казалось бредом, ибо само понятие «приватизация госсобственности» спустя год после привычного уклада жизни ощущалось эфемерно и осязалось воровато. Но в конце лета 1992-го Ельцин подписал указ, который заставил Артура действовать быстро и решительно. Будучи вхож в высшие круги управления «Инкомроса», он получал информацию из первых рук. И даже становился ее обладателем раньше, чем она доходила до глав регионов. О том, что с первого октября каждый гражданин России сможет получить ваучер для приобретения доли в приватизируемом предприятии, он узнал за неделю до подписания Ельциным указа.

Его волновало только одно: будет ваучер именным, то есть прахом рухнут все его надежды, или же он выступит в роли чека на предъявителя. Все остальное он обещал себе и Рите просчитать после — это было уже не так важно. Артура заботило только одно: именной — или нет.

Первого октября он понял, что судьба дала ему в руки шанс, упустить который глупо… Контролируемый консультантами из США Чубайс и его команда предъявили стране пустой фантик без имени владельца, обещая за него две «Волги»…

И река пошла.