— Буду рад, — сказал Андрей, — поверьте, неради красного словца говорю. Вы мне очень симпатичны.

— Взаимно, — ответил я и уехал.

Дорога оказалась отвратительной, скользкой, узкой,извилистой. Я постарался сосредоточиться на управлении автомобилем и пожалел,что, послушавшись Андрея, не выехал сразу на шоссе. Было темно, в свете фаркружились и падали тысячи снежинок. Я полз на третьей скорости, спидометрпоказывал километров пятьдесят. Внезапно, чуть не задев «десятку», меня обогнал«каблук». За рулем сидел парень в ярко-оранжевой бейсболке — абсолютнонеподходящем для зимы головном уборе. На секунду водитель повернул в моюсторону лицо, бледное, с тоненькими, стекающими вниз от верхней губы кподбородку усами. Я подался чуть левее и почувствовал, что педаль тормозакак-то странно легко ходит под ногой. Дорога внезапно пошла под гору; показалсяочередной крутой поворот. И тут в свете фар возникла девушка, одетая во всебелое. Ее лицо, пугающе огромное, мелькнуло перед моими глазами. На какую-тодолю секунды я потерял самообладание и зажмурился, а потом попробовалостановить машину. Педаль тормоза свободно ушла в днище «десятки». Я пытался итак и этак затормозить, но «Жигули» двигались вперед. По непонятной причине упрактически новой машины отказали тормоза. Я резко повернул руль. Послышалсятупой удар, затем такой звук, словно кто-то раздавил яичную скорлупу, и«десятка» полетела куда-то вниз. «Господи, — пронеслось в моейголове, — кажется, это конец».

Один из моих приятелей, Леня Калмыков, перенес клиническуюсмерть. Он очень подробно рассказал нам о своих ощущениях.

— Сначала, — вещал Ленька, — я увидел своетело сверху. Жуткое ощущение, скажу я вам. Потом меня волокло через трубу, азатем… Нет, ребята, слов не хватает! Невероятный свет, всепоглощающая радость…Прямо жаль, что сюда вернулся.

Ленька говорил с таким жаром, с такой убежденностью, что яему поверил, похоже, он и впрямь побывал там, откуда не возвращаются.

Я раскрыл глаза и испытал некоторое разочарование. Вроде яумер, погиб в автомобильной катастрофе, но где тот невероятный, согревающийдушу свет? Вокруг совершенно темно. Или я сразу попал в ад? Хотя если ужпрелюбодей и выпивоха Ленька оказался на некоторое время в раю, то и мне тамдолжно найтись местечко. Ей-богу, ничего плохого я никому в жизни не сделал,так, грешил по мелочи: лгал, впадал в уныние… Но я чтил отца и мать, никого неубивал…

В лицо ударил пучок света. Я невольно зажмурился. Вот он,Господь. Кто бы мог подумать, что россказни про тот свет — правда? Я, конечно,очень надеялся, что там, за чертой, меня ждет более счастливая жизнь, но все жев существовании загробного мира сильно сомневался. Господи, прости меня,грешного!

— Эй, мужик, ты жив? — послышался хриплый голос.

Я раскрыл глаза и увидел перед собой лицо. Бог явился мне вобразе дядьки в грязном полушубке и ушанке.

— Ты как? — спросил он. — Говорить можешь илионемел от страха?

И тут до меня дошло: сижу в «десятке», которая, съехав сдороги, угодила в довольно глубокую канаву. А около меня сейчас топчетсяводитель, очевидно, ставший свидетелем происшествия. Я разлепил губы ипробормотал:

— Жив вроде.

— Здорово, — обрадовался шофер, — ну-ка,пошевели руками и ногами. С виду ты вроде целый.

Очень осторожно я выполнил его указание и пришел к выводу:да, я цел. Скорей всего, переломов нет.

— Вот и славно, — гудел мужик, помогая мне вылезтииз покореженной «десятки». — Еду я себе спокойненько, гляжу — в канавежопа торчит. Ну, думаю, убился бедолага.

Он впихнул меня в свою «Газель».

— Надо в ГАИ позвонить, — прошептал я.

— Так я вызвал, — сказал шофер, — щаподъедут. Тебя как звать-то?

— Иван Павлович, — машинально представилсяя, — Иван Павлович Подушкин, ответственный секретарь общества«Милосердие».

В глазах доброго самаритянина запрыгали чертенята.

— А я Серега, — сообщил он, — Поливанов, на«Газели» езжу, грузы перевожу, кто наймет, на того и работаю. Как же ты такнеаккуратно? Машина-то, похоже, новая.

— Да, — кивнул я, чувствуя, что начинаюдрожать, — месяц назад купил.

— Нельзя по такой дороге носиться, — рассудительносказал Серега, — вишь, что получилось!

— Тормоза отказали, — проклацал я зубами ипередернулся, вспоминая, как отчаянно давил ногой на педаль.

— Вона чего, — протянул Серега, — ты теперьна завод в суд подай! Тачка новая, все должно работать хорошо. Они тебе ремонтоплатят и за моральный ущерб дадут. Во гады! Наши-то работяги хороши! Спохмелья небось были, когда твою «десяточку» клепали. Я поэтому летать насамолете перестал. Пьяный механик винтик закрутить забудет, и прощай, Серега!Ну и негодяи! Ладно, хорошо, что это тут приключилось. Народу нет, а кабызадавил кого?

Моментально перед моими глазами возникла фигура девушки вбелом, и я закричал:

— Боже, я сбил ее!

— Кого! — шарахнулся в сторону Серега.

Но я уже открыл двери «Газели» и побежал на дорогу, едваувернувшись от ехавшей навстречу машины, «каблука», с распахнутой дверьюбагажного отделения.

— Стой! — завопил Серега. — Погодь!

Он бросился следом и схватил меня за рукав:

— Остановись!

— Она там, — дергался я, — может, жива еще, вбелом платье.

Серега потащил меня назад к «Газели».

— Привиделось тебе, Иван Павлович. Ну раскинь мозгами!Белое платье! Кто ж в такую погоду без пальто на улицу выйдет!

Я внезапно осознал странность произошедшего. Действительно,Серега прав.

Шофер впихнул меня в «Газель» и заблокировал двери.

— Вот и хорошо, — запричитал он, — вот иладненько вышло! У меня тут термосик есть, глотни-ка.

Серега вытащил пакетик растворимого кофе, ловко высыпал егов кружку, добавил кипятку и сунул мне со словами:

— Ох, лепота! Все там есть, и молоко, и сахар, икофеек.

Я органически не перевариваю быстрорастворимые напитки, мне ненравится употреблять внутрь всю таблицу Менделеева в одном стакане, но сейчас ясхватил кружку и залпом выпил. Стало немного теплее, дрожь прошла.