Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он ошарашенно смотрит на меня и когда переходит на бег, машина просто трогается с места.
Я задыхаюсь непролитыми слезами. Больно! Чертовски больно… Вот так как сейчас: сидеть на месте ровно и не позволять своим эмоциям выйти наружу. А мне орать хочется, бить, ломать, крушить всё вокруг!
Называю адрес подруги и до конца поездки держусь как могу. Тихо шмыгаю носом, кусаю губы, руки сжимаются в кулаки.
Но меня всё равно накрывает в квартире у Тани. Мы с Лизой только успеваем переступить порог. В спешке снимаю обувь и прямо в пуховике иду в ванную комнату. Закрываюсь изнутри на замок, включаю в кране воду и даю волю слезам.
Господи… Меня всю трясёт. И я уже тихо поскуливаю, скатываясь по стене вниз.
— Наташа, у тебя всё хорошо? — спрашивает Татьяна, продолжая находиться по ту сторону двери.
А я хочу ей ответить, да только сил в себе не нахожу. По мне настоящим катком проехались и сейчас я всего лишь двухмерное изображение.
— Наташка, — я не знаю каким образом, но Таня оказывается рядом. Видимо, у неё есть запасной ключ от уборной, но я плохо соображаю в этот момент. — Давай. Вставай, моя девочка. Ещё и на полу сидишь. Во дурёха!
Она не ругается, нет. Заботится. Помогает подняться на ноги, а затем убирает с моего лица прилипшие волосы и руками стирает слёзы.
— Что случилось, Натали?
В ответ качаю головой, а затем зарываюсь лицом на плече подруги, ощущая, как меня накрывает удушливой волной боли.
— Подожди, милая, я сейчас. В дверь стучат. Я пойду открою, хорошо? — я киваю, и Татьяна выходит из ванной комнаты, оставляя меня одну.
Сидя на бортике ванной, скидываю с себя пуховик и только успеваю пройтись ладонью по мокрой щеке, как из коридора доносится взвинченный голос подруги: “Стоять”. Я даже не успеваю подумать, но внутри уже всё переворачивается. Мне хватает несколько секунд, чтобы сделать вдох-выдох, как в дверном проёме появляется он.
Это какое-то издевательство над моей нервной системой. Я теряю дар речи. А он смотрит на меня, тяжело дыша, и вдруг делает шаг вперёд.
— Ещё один шаг и ты правда станешь покойником, — эхом разносится по комнате и я ошарашенно хлопаю ресницами, увидев подругу за спиной Радмира.
Рад пытается обернуться, но Таня умеет убеждать в обратном:
— Да. Именно пистолет сейчас упирается тебе в затылок. И он заряженный. Если мне что-то не понравится, то я выстрелю в тебя не раздумывая.
Я резко подскакиваю на ноги:
— Таня! Да убери ты пистолет. Господи… Не надо. Что ты творишь?
— Ты уверена, Наташа? Иначе я не смогу его выгнать.
— Не надо его выгонять. Он сам уйдёт.
Рад смотрит на меня пристально, выгибая бровь. В его глазах нет испуга. Там вообще ничего нет, как кажется мне.
— Я хочу поговорить, — произносит Радмир и меня будто током прошибает от звуков его голоса. Он оборачивается и закрывает дверь прямо перед носом Татьяны.
Мы остаёмся наедине и я только чудом держусь, чтобы не свалиться в обморок.
Смотрим друг на друга. Молчим. Он будто изучает меня заново и то, что он видит, ему не нравится.
— Ты очень похудела, Наташа, — первое, что говорит он. — Ты болеешь?
— Я абсолютно здоровая, — произношу через зубы. — А тебе не стоило за мной следить. Девушка на сносях. Не обижай! Ей нельзя волноваться.
— Ты сейчас про Олю? — кривая ухмылка расползается на его губах. — Это была моя сестра. Родная!
Его признания неожиданно выбивают почву у меня из-под ног. А может всему виной дурацкий токсикоз, ведь я действительно мало ем, похудела и в последнее время у меня кружится голова от нехватки сил.
Но я не падаю. Только успеваю качнуться, как сильные руки подхватывают меня за талию и в этот момент по моей спине пробегает табун колючих мурашек.
— Убери от меня свои руки, — он нехотя отпускает, и я отхожу назад. — Говори, что хотел и уходи.
— Почему ты вернулась к мужу?
Я не верю своим ушам, но он правда задаёт этот дурацкий вопрос!
— Я не возвращалась к мужу.
— Ты живёшь с ним в одной квартире.
— Что за бред ты несёшь? И вообще, знаешь что? Вали ты на хрен отсюда. Понял?
— В смысле? Ты сейчас серьёзно, Наташа?
— Серьёзно.
— Мы не виделись два месяца. У меня к тебе много вопросов, думаю, ты тоже хочешь что-то спросить. Нет?
Он ждёт от меня ответа. Пристально смотрит в глаза. И я же вижу, как он сдерживает себя, как пытается побороть эту ломку. А меня и саму ломает, потому что сознанием я хочу ненавидеть, но тело помнит другое…
Руки, плечи, шея — всё тянется к нему. И сердце тянется, как последний предатель!
— Ты умер, Радмир. Я тебя похоронила после той аварии. Я носила чёрный платок сорок дней. Я читала псалтырь. Я ставила тебе свечку за упокой! — слёзы градом катятся по щекам, и я уже перехожу на крик: — а ты всё это время был живой! Я оплакивала тебя, а ты был живым…
Меня накрывает истерикой. А сильные руки оплетают мои плечи, сжимают, чтобы не выбралась.
Глава 4
Радмир
Её признания выливаются на меня ушатом ледяной воды. Но она плачет, дрожит и это режет сердце без ножа. Я охреневаю, но мы во всём разберёмся потом, когда Наташа успокоится и сможет нормально говорить, а не глотать слова вместе со слезами.
Обнимаю её как самое драгоценное. Она вяло сопротивляется первые минуты, но уже вскоре зарывается лицом в мою грудь и плачет уже гораздо тише. Мне больно от того, что я причина её слёз. И если всё, что она мне сказала это правда, то я с трудом представляю, как на самом деле она жила все эти два месяца.
За спиной тихо отворяется дверь и в появившемся проёме показывается лицо Татьяны. Она всё ещё смотрит на меня враждебно, но уже не тычет дулом своего табельного пистолета в затылок, или это была игрушка, что-то типа сувенира?
— Что с Наташей? — шёпотом произносит, пытаясь заглянуть мне через плечо.
— Плачет, — еле слышно произношу и подруга уходит.
Как только закрывается дверь, Наташа становится совсем тихой. Её больше не трясёт. И дышит уже гораздо спокойнее. Мои губы сами тянутся к её макушке, а руки ползут по спине вниз.
Ещё немного и Наташа отстраняется от меня, а я смотрю ей в
