Но какова! Я себя не на помойке нашла… А я-то, идиот: «Высыграли в моей жизни важную роль!..» Иначе как дешевым словоблудием это иназвать нельзя. Где ей понять, что со мной было и что стало… Уверен, онанеплохо устроилась, наверняка живет с папашей этой Ляли, ну, или подживает, оней хорошо платит, вот она и фордыбачит… Ладно, Илюха, в тебе просто говоритобида, тебя не поняли, не оценили твоих высоких устремлений, приняли заобычного курортного приставалу…

Рассвет он проворонил. Но, чтобы смыть неприятный осадок,побежал на пляж, где не было пока ни души, и бросился в прохладную воду. Чтоэто там болтается на уровне волнореза? Буйки? Откуда они взялись? Вчера их небыло. Он поплыл к ним. Новенькие буйки, желтые и оранжевые, в виде лимона иапельсина на ярко-зеленом синтетическом тросе. Наивность этой придумки дажеумилила его. Трос еще не зарос водорослями, он ухватился за него и закрылглаза. Все хорошо, Илья, все прекрасно, да, жизнь полосата, да, неизбежныпотери, как в любимой маминой песне « Не прожить нам в мире этом без потерь,без потерь…». Но есть океан, солнце, есть добрые люди, которые меня любят, однаЛюська чего стоит, и есть работа, наверное, самая интересная на свете, покрайней мере для меня, а бабы… Что ж, они и есть бабы. Вероятно, эта Нина сейчасдумает: «Мужики есть мужики…» Ему стало смешно. Черт с ней, с Ниной. История-тоу меня уже есть, красивая, печальная… Кстати, надо, чтобы героиня сказалагерою, что нашла себя не на помойке, выражение распространенное, но можетклассно прозвучать, диалоги у меня получаются будь здоров! И не нужны мне всебабы мира! Разве что Люська, но она для меня не баба, а добрая верная подружка.Вот если бы такую найти… Да где ж ее найдешь…

Он поплыл обратно, потом еще раз до буйков, и еще раз, иеще… Наплававшись до одурения, он вылез и, как был в плавках – ведь полотенцапри нем не было, – прихватив одежку и туфли, босиком побрел к отелю.Подобное явление никого здесь не удивляло. После завтрака он сел на балконе ипринялся строчить в купленном вчера большом блокноте. Как ни странно, этотдедовский способ письма доставлял ему удовольствие. Вероятно, качествосовременной литературы во многом обусловлено средствами письма. Разве можнобыло, к примеру, в девятнадцатом веке гусиным пером писать по роману в месяц?Хотя, кажется, Бальзак… Но я-то не Бальзак, это точно, да и вообще не писатель,я киносценарист и только. А может, все-таки не только, может, стоит попробоватьписать прозу? Конечно, не на компьютере, а так, от руки? Он перечиталнаписанную сцену, и ему показалось, что так лучше, фразы как-то красивее,закругленнее, что ли… Он остался страшно собой доволен, но начинало припекатьсолнце, пора уходить с балкона… Он сунул блокнот в шкаф на верхнюю полку ирешил уехать в городок Пуэрто-де-ла-Крус, о котором рассказывали дамы,подобравшие его на дороге. Слава богу, я не встречал больше этого Вячеслава…

Илья вышел из номера, вызвал лифт и вдруг вернулся взять ссобой блокнот. Сяду где-нибудь в кафешке на берегу и еще попишу… Господи,неужто я опять вернулся к себе самому?

И действительно, погуляв по городку, он искупался, кстати,здесь песок был куда чернее, чем в Лас Америкас, где он жил. Потом прошелся помагазинчикам, купил себе мягкие туфли, полосатую майку и пакет соленогоминдаля, который обожал. Ах, Люська, спасибо тебе за все!

А после обеда он заказал двойной эспрессо и достал блокнот.Опять перечитал написанное и с радостной улыбкой принялся писать дальше. Когдаон взглянул на часы, то ахнул. Было уже начало седьмого. Пора ехать назад. Ввосемь уже темнеет. Он был чрезвычайно собой доволен и всю дорогу напевалпривязавшуюся мелодию «Натали», Хулио Иглесиас звучал здесь повсюду.

После ужина он решил пройтись вдоль океана, и ноги самисобой понесли его в сторону батута. Зачем? – спросил он сам себя. – Ачерт меня знает…

– Илья? – услышал он вдруг голос сзади. Оглянулся.

– Нина?

– Добрый вечер, рада, что встретила вас, я хотелаизвиниться… Я была несдержанна, может, даже груба… извините.

– Хорошо, – смутился он. – Я понимаю… Хотя вывсе неверно утром истолковали… Ладно, проехали. А где же Ляля?

– К ней приехал отец. И я свободна сегодня.

Одета она была явно не для батута – модная пестрая юбка ичерная блузка без рукавов, туфельки на каблуках.

– Вы куда-то собрались? – поинтересовался он,окинув ее взглядом.

– Да нет, хотела просто выпить кофе где-нибудь…

– А не составите мне компанию? – спросил он,твердо уверенный в ее согласии. Более того, он был уверен, что она пришла сюдаиз-за него и для него же принарядилась.

– С удовольствием. Хочу загладить утреннюю неловкость.Еще раз извините, нервы.

– Куда пойдем?

– Да все равно…

– Тогда пойдем вдоль набережной, где нам приглянется,там и сядем.

– Хорошо.

Очень скоро им приглянулось маленькое кафе, почти всегдапустующее днем, сейчас же там было довольно людно. На круглом столике склетчатой скатеркой стояли цветы и горела свеча.

– Хотите сесть лицом к океану? – галантнопредложил он

– Зачем? Его сейчас все равно не видно…

– Нина, вы не голодны?

– Нет. Я буду только кофе.

– Может, по бокальчику вина?

– Вы пейте, я не хочу.

– Да нет, я тоже не хочу. Но, может, мороженое иликакой-то десерт?

– Спасибо, нет.

– А я хочу мороженого. Я вообще обожаю сладкое.

– Мужчины часто бывают сладкоежками, – улыбнуласьона.

– Нина, вы в прошлом танцовщица?

– А что, заметно? -Да.

– Я танцевала в ансамбле Моисеева.

– О! Но почему бросили? Вы же еще молоды.

– Спасибо, конечно, но так получилось… Я вышла замуж, амуж не хотел, чтобы я работала, вот я и бросила. Любовь… А потом мы уехали изРоссии в Испанию, у него там бизнес наметился… и все вроде было здорово, апотом … Впрочем, я не хочу об этом сейчас говорить, незачем. А вы? Почему выздесь один?

– Устал, приехал отдохнуть, прийти в себя.

– А вы кто? На бизнесмена не похожи… Он засмеялся.

– Да уж, я точно не бизнесмен.

– А можно, я попробую угадать, кто вы? – Оналукаво улыбнулась ему, и он почему-то испугался. Она была очень хороша сейчас.

– Попытка не пытка.

– Только обещайте, что скажете правду, если я угадаю.

– Хорошо, обещаю.

– Вы… ученый…

– О нет!

– Тогда… художник?

– Холодно!

Она окинула его внимательным и как ему показалось, опытнымвзглядом, задержавшимся на его хоть и швейцарских, но далеко не роскошныхчасах, которые ему давным-давно подарил отец.