проходила массовая демонстрация. В первых шеренгах — члены Центробалта. Стройными рядами шли команды линейных кораблей «Республика», «Петропавловск», «Слава». На полотнищах — большевистские лозунги: «Долой заем свободы! Ни копейки на продолжение империалистической войны!», «Вся власть Советам!»

Еще накануне вечером Дыбенко пригласили в Гельсингфорсский комитет РСДРП(б). Там, как всегда, людно. Все свои — члены комитета. Незнакомой была только одна удивительной красоты женщина; пепельно-русые вьющиеся волосы в каком-то естественном беспорядке обрамляли лицо. Казалось, она только что сошла с картины и случайно оказалась в этой прокуренной комнате. «Что за чудо? Откуда ты явилась?» — думал Дыбенко, не спуская глаз с незнакомки. Жемчужин перехватил его недоуменный взгляд, объяснил:

— Это товарищ Коллонтай Александра Михайловна, член Петроградского комитета.

Павел сел на свободный стул рядом с Коллонтай. «Кажется, я волнуюсь?»

— Вот вы какой, Дыбенко, — произнесла она и широко улыбнулась. — Таким я вас и представляла.

Жемчужин стал объяснять Павлу, для чего его вызвали. Завтра горячий день. Выступать против «займа свободы» в Гельсингфорсском Совете будут Александра Михайловна, Ильин-Женевский и другие. А Дыбенко и членам партийного комитета предлагалось возглавить флотскую демонстрацию и выступить на Сенатской площади.

Уходя, Павел глазами встретился с Александрой Михайловной. Та тепло улыбнулась… И надо же такому случиться! Влюбился… Пройдет время, и они, Дыбенко и Коллонтай, станут самыми близкими друг другу людьми — мужем и женой…

Намеченная демонстрация состоялась. Дыбенко выступил и сразу после этого направился на заседание Совета. Коллонтай уже заканчивала свою речь:

— Правительство хочет продолжать братоубийственную войну. Долой военный заем! Никто не должен голосовать за него!

«И я ведь сейчас говорил об этом же», — Павел смотрел на Коллонтай. Закончив выступление, она, элегантно поддерживая шлейф бархатного платья, мягко, с подчеркнутой грациозностью прошла в президиум и села рядом с Ильиным-Женевским.

Подождав, пока смолкнут редкие хлопки и такие же недружные выкрики «ура», председательствующий С. А. Гарин предоставил слово лидеру правых эсеров Котрохову. И по тому, с каким подъемом тот начал речь в поддержку «займа», восторгаясь «дальновидностью» Временного правительства, и по оживлению в зале Дыбенко понял: «Провалят нашу резолюцию»… Так и произошло: за нее было подано 127 голосов, против — 217.

Уезжая из Гельсингфорса, Александра Михайловна обещала в самое ближайшее время вернуться и побывать на кораблях.

— Надеюсь, моряки меня не прогонят? — спросила она Дыбенко.

— Будем с нетерпением ждать вас!..

Заседания Центробалта продолжались. 2 мая делегаты тайным голосованием избрали исполнительное бюро из девяти членов. Председателем Центробалта стал Павел Дыбенко.

На «Виоле» взвился флаг Центробалта: большое красное полотнище с двумя скрещенными якорями в центре и буквами по углам — ЦКБФ. На Балтийском флоте образовались две власти: «неофициальная» — Советы, судовые, береговые и местные комитеты во главе с Ценгробалтом, и власть официальная — командование флота, офицерский корпус и комиссар Временного правительства — проводники диктатуры буржуазии.

Официальная власть мешала работать центробал-товцам. Пришлось Дыбенко с делегатами поехать в Петроград к военному и морскому министру. Принял их Керенский в огромном кабинете в Адмиралтействе. Сесть не предложил. Молча рассматривал матросов, поглаживал рыжеватый бобрик и покачивал большой головой.

— Как там у вас? — спросил.

— Дела плохи, — ответил Дыбенко. — Медленно строятся батареи на Цереле, на островах Вульф, Нарген, Суропе, Макилото. — Назвал виновников. Доложил и о других серьезных упущениях. В заключение объяснил: — Центробалт для того избрали, чтобы помочь командованию скорее устранить недостатки, а поэтому необходимо объявить приказом, что ЦКБФ — учреждение законное и устав утвердить. — Павел вручил текст.

Керенский прочитал раз, другой и отложил в сторону:

— Пускай санкционирует морская секция при Петроградском Совете. — А Центробалт как флотскую организацию узаконил. Обещал в ближайшее время посетить Гельсингфорс.

Почему разгневался Керенский?

Когда Гельсингфорс готовился торжественно встретить Керенского, Дыбенко на Главной базе не было. Отсутствовали и многие члены Центробалта — они были на кораблях. Вернулись накануне «торжеств». Узнав о намеченных мероприятиях, председатель срочно собрал Центробалт.

— Знаете ли вы, зачем приезжает к нам министр? Чтобы уговаривать матросов вести войну до победного конца. А мы собираемся устраивать ему пышную встречу!.. — Дыбенко умел отстаивать и проводить большевистскую линию в многопартийном Центробалте. И сегодня он был немногословен, решителен. Зачихал проект постановления ЦКБФ: приказ командующего о параде в части, касающейся флота, отменить. Министра могут встречать по своему желанию гуляющие на берегу.

«Виолу» стали осаждать представители Гельсингфорсского Совета, меньшевистские и эсеровские лидеры, просили отменить «позорное» решение.

— Все будет так! — твердо заявил председатель Центробалта…

К утреннему поезду 9 мая прибыли встречать министра депутаты Гельсингфорсского Совета и офицеры штаба. От Центробалта — Дыбенко. Выйдя из вагона, Керенский выразил неудовольствие и командующему флотом, и председателю Центробалта — почему нет на перроне матросов.

— Время военное, нельзя моряков отрывать от служебных дел, — ответил Дыбенко.

С вокзала министр поехал в Гельсингфорсский Совет, где соглашательские лидеры приняли его тепло и радушно. После торжественного обеда и отдыха Керенский направился в штаб флота, который находился на посыльном судне «Кречет».

Готовились к приему и на «Виоле». Раздался резкий звонок штабного телефона. Павел взял трубку. Комиссар Временного правительства Онипко передавал приказ Керенского: ровно к четырем часам дня всему Центробалту явиться на «Кречет». Закрыв трубку, обращаясь к товарищам, Дыбенко сказал:

— Ну и нахал!

А комиссара просил напомнить министру, что Центробалт — это учреждение:

— Не учреждение ходит к министру, а министр — в учреждение… Доложите министру, что мы просим его зайти к нам.

Вставив трубку в гнездо, Дыбенко зло произнес:

— Придет как миленький. Сам убедится, что на Балтику ему соваться не за чем.

И Керенский пришел. Его сопровождала свита штабных офицеров и два личных адъютанта. Важно, с достоинством вступил министр на трап и был удивлен: встретили как полагается. А ему еще твердили, что на «Висле» беспорядок, что там анархия и неразбериха. И вдруг! На трапе стояли фалрепные — специально выделенные матросы, а фалрепы — концы троса — обшиты новым сукном. Дежурный по всем правилам отдал рапорт. Дыбенко представил членов ЦКБФ.

Керенский, приняв любимую позу «под Наполеона»— правую руку за борт френча, левую за спину, — начал произносить приветственную речь, длинную и бессодержательную.

Ховрин прервал:

— Мы собрались не для митингования, а чтобы разрешить практические вопросы, — и предложил приступить к делу.

— Состав Центробалта придется пересмотреть, — сердито произнес министр. — Адъютант, запишите.

Дыбенко корректно заметил, что кое-кто действительно мешает работать (имел в виду меньшевиков и правых эсеров), их для пользы дела следовало бы заменить.

Началось утверждение документов. Дыбенко подал министру и устав Центробалта. На уставе появилась надпись: «Утверждаю» и подпись: «Керенский».

Когда с документами