– Ну! – грозно рыкнул спаситель, чуть повел шестом, и лодка послушно вильнула к берегу.

Леа нерешительно наступила ботинком на зыбкую границу суши и почувствовала, как подался под ногой мокрый песок. Отпрянула было назад, но не успела. Бородач стремительно нагнулся, схватил ее за предплечье и одним рывком втащил в лодку, бросив к своим ногам, как котенка.

И тут же отпихнул подальше, перехватывая поудобнее шест. Леа приподнялась, потирая ушибленное колено, и, едва сдерживая слезы, с горечью поздравила себя с удачным выбором. Раньше ее бил бы только собственный муж, а теперь, похоже, будут все кому не лень. Да еще и в ботинке хлюпает, непонятно как, но она умудрилась зачерпнуть воды.

– Давай сюда башмаки, – еле слышно приказал бородач, удерживая шестом лодку. – Да побыстрее!

Леа села на черную доску, заменяющую здесь привычные ей скамейки с резными спинками, покорно стянула единственную обувь и сунула в протянутую ладонь незнакомца. И едва не охнула, увидав, как ловко он зашвырнул ботинки на берег, туда, где она стояла несколько секунд назад.

– У меня запасных нет, – обреченно проговорила девушка, стеснительно поджимая босые ступни.

– Знаю, – прошипел спаситель, в пять взмахов отогнал лодку от берега, закрепил в петлях шест и перебрался на середину развалины, держащейся на воде лишь по недоразумению. – Иди туда, придется немного посидеть в ящике.

– В каком еще ящике? – не поняла Леаттия, оглянулась и не поверила своим глазам.

Одна из досок, накрывавшая кормовую часть лодки, была приподнята, и под ней темнело отверстие, ведущее в крошечный, размером с собачью будку, трюм.

– Тебя будут искать. – Покопавшись в снастях, незнакомец достал фляжку, открутил крышку и сделал несколько глотков. – Пить хочешь?

– Нет, – качнула головой Леаттия, понимая, как мало сейчас ее жизнь зависит от каких-либо желаний. – Я там не помещусь.

– Поместишься, – уверенно заявил он, – калачиком. Там лежит плед, ноги прикрой, чтобы не простыть. Но сначала сними печатку и амулет, на тебе где-то маячок.

И уставился ожидающе, не оставляя девушке никакого выбора.

Леа горько усмехнулась – смешное объяснение, но спорить снова не стала, сняла последние родовые драгоценности и сунула ему в руку.

Через пять минут она уже лежала, подтянув колени к груди, в темном тесном ящике и с тоской поглядывала на маленькую дырку от сучка, единственный источник света и свежего воздуха. И лишь одно обстоятельство давало слабую веру в правильность сделанного выбора. Засунутый Леаттии под голову серый мешок с ее одеждой и драгоценностями.

– Ваша милость, просыпайтесь! Ваша милость…

Еще не до конца вынырнув из дремы и пока не открывая глаз, Леаттия неверяще вслушивалась в робкий женский голос, и в ее душе поднималась буря протеста и отчаяния.

Неужели она дома?

Выходит, все это был просто сон? Спуск со стены, крапива, река, утлая лодчонка… пропахший рыбой ящик, уверенный, хотя и почти неслышный плеск весел…

Леа разочарованно вздохнула, шевельнула рукой, собираясь привычно поднести к глазам платочек, и едва не охнула, задев одежду оцарапанной ладонью. Значит, побег ей не приснился? Как и река, брошенные на песок ботинки и бесконечное мерное покачивание плывущей куда-то лодки? Вот под него она и уснула, устав плакать от жалости к самой себе и обманутым чаяниям родителей.

«А может, нас поймали и меня привезли назад?» – встревожилось все яснеющее сознание. Или даже сразу во дворец, принадлежавший когда-то ее прадеду?

Нет, только не это… пусть будет все что угодно, только не туда.

Девушка тихо всхлипнула, мотнула головой и тотчас услышала огорченный вздох.

– Ваша милость, – позвали ее смутно знакомым голосом.

– Да? – понимая, что деваться некуда, вставать все-таки придется, обреченно буркнула Леаттия и открыла глаза.

Несколько секунд рассматривала светлеющее над ней узкое отверстие, склонившийся к нему темный, явно женский силуэт, и в душе начинала разгораться почти угасшая надежда. Девушка попыталась выпрямить ноги, уперлась ступней в доски и наконец уверилась, что по-прежнему лежит в трюме старенькой плоскодонки.

– Ты кто? – хрипловато осведомилась она, вглядываясь в темный силуэт.

– Имен нам пока называть не положено, – удрученно вздохнула приходившая с векселем женщина и оглянулась на кого-то невидимого. – Борода запретил. Чего не знаешь – того не выдашь. Но ваша милость может звать меня тетушкой.

– Я больше не «милость», – вспомнила Леа собственные размышления и невесело усмехнулась. – А новое имя еще не придумала.

– Ты теперь считаешься нам племянницей, пока не доберемся до места, – подозрительно быстро согласившись с заявлением графини, пояснила спутница и предложила: – Давай руку, помогу выбраться. Пора переодеться и поесть.

– А… – вспомнив о более насущных проблемах, заикнулась графиня и вдруг сообразила, как многого не знает о жизни простых людей.

Где они умываются, что едят, как спят… и прочие, очень важные мелочи. Но что обитого бархатом кресла и ночного горшка для нее никто не припас, уже начала догадываться. Как и о том, сколько придется перенести насмешек и пренебрежительных взглядов, пока она изучит все премудрости жизни, в которой необходимо уметь все делать самой и обходиться самым малым.

А ведь она до этого момента считала себя очень неглупой и образованной девушкой, изучала языки соседних государств, их законы и традиции, историю, искусства и ремесла. Но даже не представляла, с чего нужно начинать чистить рыбу или простую морковку.

Женщина помогла девушке вылезти из ящика, одернула на ней блузки и подала простенькие парусиновые туфли. Явно ношеные, зато подошедшие по размеру. И молча повела куда-то по проложенной сквозь камыш тропке из срезанных стеблей. Очень скоро они пришли к стоящему под ивой шалашу, возле которого уже что-то варилось в закопченном котелке, пристроенном над малюсеньким бездымным костерком.

– Переоденемся в кустах, – предупредила спутница, подхватила стопку лежащей на мешке одежды, и они отправились дальше, по такой же узкой тропке.

На маленькой полянке, загороженной со всех сторон камышом и густыми кустами, бил из-под пня крохотный чистый родник, и новоявленная тетушка внезапно предложила свежеиспеченной племяннице раздеться. И с сочувствием сказала, глядя во встревоженное лицо графини:

– Меня тебе не нужно бояться. И Бороду – тоже. Ты же умная девушка, должна понимать: хотел бы он тебя убить – просто сбросил бы с лодки на стрежне. Ведь все самое ценное ты ему отдала сразу. Пойми, везти тебя через границу в таком виде нельзя, жених небось уже везде отправил сыскарей и глашатаев с портретами. Поэтому придется менять внешность.

Леа пристыженно кивнула и начала раздеваться.