— Как у нее дела?

Пока ни одного встречного вопроса с его стороны, однако она продолжала спрашивать, как глупый пес, виляющий хвостом, хотя его и побили.

— Да, она открыла в Нючёпинге небольшой дизайнерский магазинчик — и он сразу стал популярен, так что все очень здорово. Она объездила все ярмарки и нашла отличные интерьерные штучки ярких цветов — это последний осенний тренд, насколько я понимаю. У нее товары от лучших поставщиков, тебе следовало бы заглянуть к ней.

Эллен кивнула и задумалась — помнит ли он, что у нее в квартире вся мебель только белая и черная?

— На прошлой неделе мы были в Стокгольме, смотрели там помещение.

Как мило, что вы мне позвонили.

— Как лето? Хорошо прошло?

Почему она не может заткнуться? На самом деле она не хочет ничего знать. С этой минуты будет молчать.

— Да, лето выпало хорошее. Мы были во Франции — а там погода стояла еще более жаркая, чем обычно. Так что лето прошло замечательно. Уж точно не двенадцать градусов с дождем, как здесь.

Эллен надела темные очки. Никто не заставлял ее чувствовать себя такой ничтожной, как отец. Должно быть, для него настоящая пытка — сидеть со своей неудачницей-дочерью, оставшейся от прежней жизни. Как хорошо, что он смог начать сначала, найти новую жену, которая открыла магазинчик с товарами ярких цветов, уехать из этого места и оборвать все связи с прошлой жизнью.

— Ты не общалась с братом?

Он что, шутит?

— Нет. А ты?

— Ну, он иногда заходит, и, конечно, мы встречаемся в офисе, но все очень заняты — работа, работа, работа.

Он забарабанил пальцами по столу.

— Да, у меня то же самое. Сплошная работа. Прямо не знаю, как мне успеть со всеми делами тут, — сказала Маргарета, которая наконец появилась с бокалом пива в руках. — Проклятые осы!

Она отогнала их рукой.

— Похоже, им тоже жарко — посмотри, они едва шевелятся, — проговорила она, протягивая пиво Эрику.

— Тут все как прежде — красота, — он отхлебнул пива.

— Стараюсь.

Иногда Эллен сочувствовала маме, но это мало что давало — с каждым язвительным комментарием та словно подкладывала на плечи Эллен дополнительный груз.

— Эллен, ты не могла бы снять очки и перестать вести себя как подросток?

Эллен неохотно сняла очки и положила на стол.

Эрик подался вперед.

— Мы с мамой все обсудили. Нам известно, что ты не ходила на работу — вообще не выходила из квартиры все лето, с тех пор, как занялась той историей с девочкой…

— Люкке.

— Да, наверное, именно так ее и звали. Как бы там ни было, ты не платила квартплату, не оплачивала другие счета. Скоро к тебе пришлют судебного пристава. У тебя же есть деньги. Не понимаю, почему ты не платишь. Я не могу оставить тебя жить там, если ты не будешь вести себя по-взрослому.

Эллен вспомнила это чувство, когда она не могла заставить себя подняться с постели. Когда тело казалось свинцово-тяжелым, а тоска сдавила горло, словно удавка. Когда все силы уходили на то, чтобы пережить еще один день, хотя на самом деле ей этого не хотелось.

— Так дальше продолжаться не может. И визит в психиатрическую клинику, Эллен, — это уже серьезно.

Она попыталась представить себе, как в воображении ее родителей выглядит психиатрическая клиника. Наверное, как своего рода дурдом из пятидесятых, где пациенты лежат, привязанные к кроватям, и кричат, когда их лечат электрошоком.

— Мы заботимся о тебе, — продолжал отец.

Эллен почувствовала, как в глазах защипало.

Эрик снова отхлебнул пива.

— Мы хотим, чтобы ты оставалась у мамы, пока ситуация не улучшится.

— Но чем я здесь буду заниматься? — выдавила она из себя. Неужели они не понимают, что в Эрелу ей становится только хуже?

— Ездить верхом или кататься на катере или чем-нибудь еще.

Внезапно Эрик зажал рукой нос.

— Господи, я и забыл, как тут воняет навозом.

Ты плохо пахнешь.

Теперь она жалела, что приняла близко к сердцу его предыдущие комментарии: это ослабило ее и сделало уязвимой перед новым ударом.

— Может быть, тебе заняться пением — у тебя хорошо получалось, — продолжал он.

— Это у Эльзы хорошо получалось петь.

Эллен демонстративно взяла темные очки и снова надела. Хотя ее сестра-близнец утонула, когда им было по восемь лет, их продолжали сравнивать друг с другом.

— Нет-нет, именно ты. Разве ты не помнишь, как мы пришли на «последний звонок», и ты продолжала петь, когда все остальные замолчали? Ты спела целый куплет с таким чувством — даже не заметила, что поешь соло. А потом, когда поняла, что никто больше не поет, — какое у тебя было лицо! — сказал он и рассмеялся. — Никогда не забуду — это было так трогательно.

Она пыталась сопротивляться, однако не смогла сдержать улыбку.

— Главное, чтобы тебе стало лучше, — произнес он, снова став серьезным.

— Я записала ее на сессии с доктором Хиральго три раза в неделю.

— Что? — Эрик уставился на Маргарету. — С какой стати? Мы же решили не привлекать этих шарлатанов. Эллен нужно смотреть вперед, а не копаться в прошлом. А этот, кажется, занимается гипнозом и воспоминаниями из детства? Чушь полнейшая!

— Он помог мне, когда ты ушел от нас.

Мамочка, пожалуйста, не надо об этом. Прошу тебя.

— Мне кажется, для Эллен это будет полезно, — продолжала она. — Ей надо переработать то, что произошло в прошлом, чтобы идти дальше. Она уже обращалась к нескольким психологам, но это не помогло. Так дальше продолжаться не может. Время упущено. Мы не можем продолжать то, что оказалось неэффективным…

Алло! Между прочим, я сижу тут.

Их прервал звонок — у Эрика зазвонил телефон.

— Об этом мы с тобой поговорим позже, — сказал он, повернувшись к Маргарете. — Без Эллен. Извините, я должен ответить.

Эллен посмотрела вслед отцу, когда он поднялся и отошел в сторонку, чтобы поговорить по мобильному.

— О чем вы с папой собираетесь разговаривать без меня?

— Ни о чем.

— Мне хотелось бы, чтобы мы обсудили это все вместе.

— Речь не о тебе, Эллен.

Эллен фыркнула, но ничего не сказала. Они сидели молча, глядя на неподвижное озеро.

Через несколько минут Эрик вернулся за стол.

— Мне пора ехать. Работа, сами понимаете. Все образуется — хорошо, что мы занялись этим вопросом сейчас. Звоните мне, если понадобится помощь. Эллен, я надеюсь, что ты поправишься, иначе не сможешь продолжать жить в квартире возле Шеппсбрун. Мы должны быть уверены, что ты больше не будешь срываться.