постарался идти тихо, чуть ли не на цыпочках, и каким-то образом не разбудил ни Грегора, ни Нору. Он аккуратно поставил клен в середину огорода, раздавив при этом немало росших там овощей, и стал с удовольствием разглядывать получившуюся картину. Любовался он с минуту, а затем обратил внимание на овощи в грядках. Больше остального его отчего-то заинтересовала тыква. Он поднял одну, поднес ближе к глазам, детально рассмотрел и отправил себе в рот. Усевшись на землю, он начал есть все, что попадалось. Один раз он случайно схватил цветы — он вытащил их прямо с землей, в которой они торчали. Они были слишком маленькими, чтобы великан мог разглядеть в них какую-либо прелесть, поэтому он просто отбросил их в сторону и продолжил трапезу.

Первой, как обычно, проснулась Нора. Она умылась, привела себя в порядок и собралась приступать к готовке, как вдруг сквозь окно увидела, что в их огороде стоит огромный клен, а рядом с ним спит великан; более того, половина огорода была изрыта, овощи оттуда пропали. Нора сразу бросила тревожный взгляд в комнату, где все еще спал Грегор, и в ее голове пронеслись тысячи ругательств, которыми муж станет кидаться в нее, когда проснется. Схватившись за волосы, она застонала.

Нора вышла на улицу и встала прямо перед лицом посапывающего великана, которое располагалось прямо на тюльпанах и нарциссах.

— Великан! — принялась она кричать, попутно толкая его в подбородок. — Просыпайся! Давай же!

Он потихоньку открыл глаза, увидел Нору, улыбнулся и протяжно зевнул, обдав Нору волной жаркого воздуха.

— Что ты наделал? — спросила она, когда он сел.

— Сюрприз, — сказал великан, довольно глядя на дерево. Переведя взгляд на Нору, он тут же понял, что она его радости совсем не разделяет, и как-то поник. — Не нравится?..

— Нет, конечно! Я же говорила тебе, что сюрприз — это что-то неожиданное и ПРИЯТНОЕ!

— Я думал, это оно и есть…

Вдруг со стороны дома раздался гневный выкрик. Они оба повернули головы и увидели на пороге дома Грегора, который таращился на сад и от переполнявших его эмоций тянул себя за волосы.

— Что это?! — взревел он.

— Простите, — угрюмо произнес великан. — Я уберу дерево…

— Дерево?! Да черт с деревом! Что ты сотворил с огородом?!

Осознав, что зря ел в огороде без разрешения, великан помрачнел еще сильнее.

— Простите, — повторил он, опустив голову.

— Успокойтесь, — встала между ними Нора. — Сейчас мы все исправим…

— Как ты собираешься все исправлять?! Он уничтожил весь наш труд!

— Грегор, он ведь ничего не понимает! Не надо винить его…

— Конечно. Я и не виню его. Я виню тебя, безмозглая курица! Что я тебе говорил? Чтобы ты с ним больше не виделась! А ты что сделала?! Каждый день возилась с ним, как будто он твое дитя! Ну, довольно теперь, дура? Кто ты, если не дура, а?! Глупая баба!

То, с каким давлением Грегор говорил это, и то, как Нора от каждого брошенного мужем слова все больше сжималась, будто уменьшаясь в размерах, разозлило великана. Он нахмурился, уронил кулак на землю и громко произнес:

— Перестань!

От удара раздался оглушительный грохот, который разнесся по всему лесу, земля вокруг затряслась. Нора и Грегор схватились за головы и опустились на колени. Как только грохот утих, они в страхе попятились к дому.

— Ты… ты… ты… — лепетал Грегор, глядя на великана.

Нора же находилась в шоке и не могла вымолвить ни слова. Она только смотрела на великана, и в ее глазах был заметен ужас. Великан, тут же остыв, испытал неописуемый стыд. Он хотел как-то все исправить, но совершенно потерялся и не знал, что сделать.

Вдруг со стороны деревни раздался крик. Развернув головы, все трое увидели в отдалении женщину, стоявшую на дороге. Рядом с ней лежали ведра, из которых ручьями струилась вода. Она с ужасом смотрела на великана несколько секунд, затем развернулась и побежала к деревне, пронзительно крича: «Чудовище! Чудовище напало!»

Первым в себя пришел Грегор. Он поднялся, помог подняться Норе и сказал:

— Они подумают, что на нас напали. Увидят, как выглядит наш огород, и подумают, что так и было… Нам ничего не грозит, если он уйдет прямо сейчас.

Нора посмотрела на великана с сожалением и тревогой.

— Я знаю, зла ты не желал… — произнесла она хрипло. — Но тебе нужно уйти…

— Я понимаю, — сказал великан и спросил с надеждой: — Ты еще придешь в лес?

— Не придет, — ответил за нее Грегор. — И вы больше не будете видеться. Тебе не ясно, что ты нас подставляешь?! Из-за тебя у нас будет куча проблем! Ты должен уйти подальше отсюда, потому что тебя точно будут искать. Слышишь?

Великану не хотелось верить, что придется уйти. Он снова попытался обратиться к Норе:

— Нора?

Она печально покачала головой и, глядя под ноги, произнесла:

— Ты… прости. Грегор прав.

— Да не извиняйся перед ним. — Грегор приобнял жену за плечи. — Он сам виноват. Уходи, великан. Уходи, если не хочешь, чтобы мы из-за тебя пострадали!

Великан бросил взгляд на дом, в сторону деревни, на Нору, которая по-прежнему глядела куда-то вниз, и поспешно ушел.

Три дня великан брел мимо деревьев, полей, рек и озер, не зная сна. В первый день он слышал, как в лес с криками заходили люди — это его они пытались разыскать, чтобы убить или прогнать, как и говорил Грегор. За себя ему не было страшно, ведь такое случалось бесчисленное количество раз, и никогда ему не могли навредить. Но он боялся, что снова станет проблемой для Норы, поэтому ушел как можно дальше. На четвертый день он добрался до места, в котором росли незнакомые ему деревья, уселся на большой камень и закрыл лицо руками. Он вдруг понял, что еще никогда не был так близок к людям, как вчера, и что еще никогда ему не было так больно, как сегодня.

Глава третья: Маленькая Мия

Близ центра Северного Королевства располагался крупный город Верхние Холмы. Тем, кто не привык к слугам и шелковым простыням, жизнь в этом городе давалась нелегко; чтобы поесть хотя бы два раза в день, им порой приходилось работать с рассвета до рассвета. Некоторые даже вслух сожалели о том, что в сутках всего двадцать четыре часа, наивно полагая, что будь их больше, они бы работали меньше. «Как бы то ни было, хорошей жизни нам все равно не видать. А если хочешь просто пожить с достоинством, больше не отлынивай и трудись так, как тружусь