Он указал подбородком на собаку.

— Она у меня как раз для этого.

— Гм, понимаю.

Джина склонилась к Тесс и потрепала собаку там, где ей нравилось больше всего, — за ушами. Если бы ретривер мог урчать, то он бы точно сейчас заурчал. Джина, похоже, пришла к какому-то решению, потому что подняла глаза. Лицо ее было задумчивым.

— Может, придете ко мне чего-нибудь выпить? Как я и сказала, здесь я никого не знаю, а вы явно человек безопасный. Я тоже безопасная, и у вас красивая собака… Ну как, согласны?

— Я вообще не пью.

Она вскинула брови.

— Вы что же, никаких жидкостей не принимаете? Так не бывает.

Гордон невольно улыбнулся, но промолчал.

— Я хотела предложить вам лимонад. Я тоже не пью. Мой отец… Он много пил, поэтому я держусь от алкоголя подальше. Это отличало меня в школе… в хорошем смысле. Мне всегда нравилось отличаться от других.

Она поднялась и отряхнула брюки. Тесс тоже вскочила и замахала хвостом. Было ясно, что собака приняла приглашение Джины Диккенс. Гордону ничего не оставалось, кроме как согласиться.

И все же он колебался. Он предпочитал держаться подальше от женщин, но ведь Джина ничего такого не предлагала. К тому же она действительно казалась безопасной. Взгляд у нее был искренний и дружелюбный.

— В Суэе есть отель, — вспомнил Гордон.

Джина изумленно взглянула на него, и Гордон понял, как прозвучали его слова.

— Я хотел сказать, что к Суэю отсюда ближе всего, но в этой деревне нет паба, — пробормотал Гордон, чувствуя, как загорелись уши. — Все пользуются баром отеля. Если хотите, пойдем туда. Там и выпьем.

Выражение ее лица смягчилось.

— Вы и в самом деле чудесный человек.

— Я так не думаю.

— А я в этом уверена.

Они отправились в путь. Тесс бежала впереди, и потом произошло чудо, которое Гордон не скоро забудет: собака остановилась у края леса, там, где тропа спускалась с холма в сторону болота. Тесс явно ждала, когда на нее наденут поводок. Такое с ней случилось впервые. Гордон был не из тех людей, что ищут знаков судьбы, однако поведение Тесс явилось для него еще одним указанием на то, что он должен сделать.

Они подошли к собаке, Гордон надел на нее поводок и подал его Джине.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что вы не родственница?

Джина недоуменно свела брови.

— Назвав мне свое имя, вы сказали, что вы не родственница.

И снова это изумленное выражение. В нем была мягкость и что-то еще, и Гордону захотелось понять, что именно.

— Чарльз Диккенс, — сказала она. — Писатель. Я ему не родственница.

— О, — сказал он. — Я не… Я мало читаю.

— В самом деле? — спросила Джина, и они стали спускаться с холма. Она взяла его под руку, а Тесс вела их за собой. — Думаю, нам нужно с этим что-то делать.

Мередит Пауэлл проснулась, увидела на своем электронном будильнике дату и в несколько секунд уяснила для себя четыре вещи: во-первых, сегодня ей исполнилось двадцать шесть, во-вторых, у нее выходной; в-третьих, в этот день ее мать захотела побаловать внучку и пригласила ее с собой в увлекательное путешествие; стало быть, в-четвертых, Мередит представилась прекрасная возможность извиниться перед старинной подругой за ссору, которая развела их почти на год. Последнее решение пришло ей на ум, потому что Мередит родилась в один день со своей лучшей подругой. С шестилетнего возраста они были неразлейвода с Джемаймой Хастингс, а с восьми лет всегда вместе праздновали свой день рождения. Мередит знала, что если не наладит отношения с Джемаймой сегодня, то не сделает этого никогда, а значит, столь дорогая для нее традиция будет уничтожена. Этого она не желала. Не так-то легко обрести настоящих друзей.

Над тем, как она станет извиняться, Мередит долго не думала. Осмыслила все, стоя под душем. Надо испечь торт. Она испечет его сама, отвезет в Рингвуд и преподнесет Джемайме вместе с извинениями и признанием своей вины. О сожителе Джемаймы, явившемся причиной их ссоры, упоминать не будет. Мередит уже понимала, что это бессмысленно. Надо смириться с тем фактом, что у Джемаймы романтичный взгляд на мужчин, в то время как она, Мередит, по своему горькому опыту знала, что мужчины — животные в человечьем обличье. Женщины им нужны для секса, рождения детей и ведения домашнего хозяйства. Если бы они не притворялись, а прямо говорили, чего хотят на самом деле, то женщины, вступающие с ними в отношения, делали бы, по крайней мере, сознательный выбор, а не верили бы в то, что «он влюблен».

Мередит напрочь отвергала идею любви. Она все это уже проходила, и вот вам результат — Кэмми Пауэлл. Сейчас ей пять лет, для бабушки она свет в окошке, но отца у девочки нет и, скорее всего, не будет.

Кэмми в этот момент ломилась в дверь ванной и кричала:

— Мама! Мама-а-а-а-а-а-а! Бабушка говорит, что сегодня мы пойдем смотреть выдр, а потом будем есть фруктовое мороженое и гамбургеры. Пойдешь с нами? Там ведь и совы будут. Бабушка говорит, что когда-нибудь мы пойдем в больницу к ежам,[5]только она считает, что я еще должна подрасти, потому что туда ходят поздно вечером. Она думает, что я буду по тебе скучать, но ты ведь пойдешь, да? Ты ведь сможешь, мамочка? Мама-а-а-а-а-а-а!

Мередит засмеялась. Каждое утро, едва проснувшись, Кэмми начинала свой монолог, не прекращавшийся до тех пор, пока она не засыпала.

— Ты уже позавтракала, детка? — спросила Мередит, обтираясь полотенцем.

— Ой, забыла, — сказала Кэмми.

Мередит услышала шорох: это ее дочка шаркала по полу тапками.

— Бабушка говорит, что у них есть детишки. Маленькие выдры. Она говорит, что, когда их мамы умирают или когда их съедают, детишкам нужно, чтобы за ними кто-то ухаживал, и это делают в парке. В парке выдр. А кто ест выдр, мама?

— Не знаю, Кэм.

— Кто-то должен это делать. Все поедают всех. Или почти всех. Мама! Мама-а-а-а-а-а-а!

Мередит надела халат и отворила дверь. Дочь была точной копией Мередит в том же возрасте. Для своих пяти лет она была слишком высокой и худенькой, как и Мередит двадцать лет назад. Какое счастье, что Кэмми ничуть не похожа на своего никчемного папашу! Тот поклялся, что если Мередит будет такой упрямой и сохранит беременность, то никогда больше его не увидит, потому что, «черт подери, у меня есть жена. Забыла, что ли, идиотка? И двое детей. И ты отлично это знала, Мередит».

— Обними меня, Кэм, — попросила Мередит. — И подожди меня в кухне. Я буду печь торт. Хочешь помочь?