— Это мне?

— Конечно, тебе! Кому же еще?

Эмили разорвала бумагу с нетерпением ребенка и открыла обтянутый сафьяном футляр. В бархатном гнезде покоился золотой браслет, украшенный жемчугом, бриллиантами и изумрудами. Судя по всему, эта вещица стоила целое состояние.

— Бог мой, Рене! Какая красота! — воскликнула Эмили.

— Позволь, я помогу тебе его надеть.

Эмили выставила вперед руку и поддернула рукав пальто. Рене обернул браслетом ее запястье и защелкнул замочек. Эмили подняла руку, чтобы полюбоваться игрой камней в свете фонаря, и, прижавшись спиной к груди Рене, глядя на Сену, произнесла:

— Сейчас не жалко и умереть.

Рене ее не слушал. Его лицо словно обратилось в камень, а жесткий взгляд карих глаз был устремлен в сторону Музея Орсе.

* * *

Официант, разносивший на серебряном подносе куски пряной курятины, приправленной индийскими специями, не спускал глаз с посла Элияху. Заметив, что посол направился к выходу, он вынул из внутреннего кармана белого смокинга мобильный телефон и нажал на кнопку автоматического набора номера. В трубке послышались два гудка, а потом на фоне парижского уличного шума прорезался мужской голос:

— Да?

— Он уходит.

В трубке послышался щелчок: абонент отключил свой мобильник.

* * *

Посол Элияху взял Ханну за руку и повел сквозь толпу к двери, часто останавливаясь, чтобы попрощаться с тем или иным из гостей. При выходе из музея к послу и его супруге присоединились два телохранителя. Выглядели они довольно безобидно, но Элияху знал, что это хорошо натренированные профессионалы, которые готовы на все, чтобы защитить его жизнь. И это успокаивало.

Когда они спускались по ступенькам, втягивая в себя холодный ночной воздух, внизу лестницы их уже поджидал черный лимузин с работающим мотором. Один из телохранителей уселся на сиденье для пассажира рядом с водителем, второй устроился на откидном сиденье в задней части лимузина вместе с послом и его супругой. Машина сразу же рванулась с места, вырулила на рю де Бельшосс и помчалась по набережной Сены.

Элияху откинулся на подушки сиденья, прикрыл глаза и сказал жене:

— Разбуди меня, когда подъедем к дому, Ханна.

* * *

— Кто это звонил, Рене?

— Никто. Неправильно набрали номер.

Эмили снова закрыла глаза, но секундой позже послышался еще один звук, более громкий: на мосту столкнулись две машины. Микроавтобус врезался в корму легковушки-седана «пежо»; на асфальт посыпались осколки стекол, движение остановилось. Водители попавших в аварию автомобилей выскочили и стали орать друг на друга. Хотя ругались они по-французски, Эмили поняла, что это не французы, а скорее всего арабы или какие-нибудь другие выходцы из Северной Африки. Рене подхватил свой рюкзачок и, выйдя на проезжую часть, зашагал по мосту, обходя остановившиеся из-за аварии машины.

— Рене! Что ты делаешь? Куда ты?

Но Рене продолжал целеустремленно двигаться вперед, не обращая на слова Эмили никакого внимания. Направлялся он, однако, не к месту аварии, а к застрявшему в пробке длинному черному лимузину. По пути он расстегнул на рюкзаке застежку «молния» и вытащил из него некий предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался небольших размеров автоматом.

Эмили не верила своим глазам. Рене, ее любовник, человек, который, подобно метеору, ворвался в ее жизнь и похитил ее сердце, шел по проезжей части моста Александра III с автоматом в руках! В скором времени, правда, элементы головоломки стали выстраиваться в определенном порядке и становиться на свои места. Недаром она подозревала Рене в том, что у него есть свои секреты. В эту схему хорошо укладывались и его постоянные отлучки из дома, и темноволосый парень, с которым он встречался в бистро. Неужели за всем этим стоит Лейла?

То, что случилось потом, представлялось ей в виде кадров прокручивавшегося на замедленной скорости фильма, снятого с неправильно установленной резкостью. Перед глазами у нее все расплывалось и выглядело так, будто она наблюдала происходящее сквозь слой мутной воды.

Рене перебежал через мост и швырнул свой рюкзак под колеса лимузина. Грохнул взрыв, блеснула ослепительная вспышка, и в лицо Эмили ударила волна горячего воздуха. Потом послышались перемежавшиеся пронзительными воплями автоматные очереди. К месту схватки подкатил на мотоцикле какой-то человек в черной лыжной маске, сквозь дырки которой холодно сверкали два больших черных глаза и влажно блестели губы. Рука в черной перчатке с раструбом нервно подкручивала резиновую ручку подачи топлива. Но внимание Эмили приковали к себе темные глаза мотоциклиста. Это были самые красивые глаза, которые ей только доводилось видеть.

Через какое-то время в отдалении послышалось разложенное на два тона пиликанье сирен французских полицейских машин. Эмили на секунду отвела от мотоциклиста взгляд и увидела пробиравшегося к ней сквозь дым и обломки Рене. Он на ходу извлек из автомата пустой магазин, вставил новый и оттянул назад ручку затвора.

Эмили пятилась от него до тех пор, пока не уперлась спиной в парапет моста. Она чуть повернулась и глянула в черные воды плескавшейся под мостом Сены.

— Ты чудовище! — крикнула она по-английски, поскольку в панике напрочь забыла, что знает французский язык. — Чертов монстр! Ну кто, кто ты такой?

— Не пытайся от меня сбежать, — произнес он на том же, что и она, языке. — Это только все усложнит.

Он поднял ствол автомата и выпустил несколько пуль ей в сердце. Убойная сила оружия была такова, что Эмили перекинуло через парапет и она почувствовала, как падает в воду. В падении она растопырила руки и увидела, как у нее на запястье сверкнул браслет — тот самый, что ей подарил Рене каких-нибудь четверть часа назад. Какая великолепная вещь — и как все то, что с ней произошло, ужасно, гадко и стыдно!

Эмили коснулась поверхности реки и сразу же ушла под воду. Она открыла было рот, чтобы крикнуть, но вода хлынула ей в горло и легкие. Одновременно она ощутила во рту вкус собственной крови. Затем перед глазами что-то вспыхнуло, и она услышала голос матери, звавший ее по имени. А потом ее объяла тьма. Глухая и непроницаемая. И наступил ужасный, вселенский холод.

Тибериас. Израиль

Несмотря на события в Париже, незнакомец вполне еще мог вести уединенное существование в Корнуолле, если бы неожиданно не пробудился к жизни легендарный мастер шпионажа Ари Шамрон. В принципе, в ту ночь Шамрона и будить-то было не надо, так как он давно уже забыл, что такое сон. По ночам он вел себя настолько беспокойно, что Рами — молодой шеф его личной службы безопасности — наградил его прозвищем «Призрак Тибериаса». Поначалу Шамрон думал, что бессонница — это признак надвигающейся старости. Как-никак недавно ему исполнилось шестьдесят пять и он впервые задумался о том, что когда-нибудь ему придется умереть. Во время ежегодной диспансеризации его доктор набрался смелости и даже позволил себе высказать предложение — «Это предложение, Ари, не более, потому что не могу же я отдавать тебе приказы» — сократить количество ежедневно потребляемых им кофеина и табака, а именно: двенадцати чашек черного кофе и шестидесяти крепких сигарет турецкого производства. Признаться, это предложение вызвало у Шамрона некоторое удивление.