— У меня сейчас для этого больше шансов, чем когда-либо.

— Это из-за того источника информации?

— Точно так.

— Расскажи в таком случае об этом своем источнике.

Шамрон ухмыльнулся, после чего прикусил ноготь большого пальца правой руки.

— Я лично начал операцию по его внедрению — задолго до того, как мне сообщили, что на бульваре Царя Саула в моих услугах больше не нуждаются. Это долговременная операция из разряда тех, на которые иногда уходят годы. Теперь мой источник принимает участие в разработке и планировании операций в организации Тарика.

— А твой источник знал о том, что должно было произойти в Париже?

— Разумеется, нет. Если бы источник поставил меня об этом в известность, я бы предупредил о намечающейся акции всех кого нужно — даже рискуя подставить источник.

— Что ж, коли ты так в себе уверен, — сказал премьер-министр, — можешь приступать к охоте на Тарика. Пусть заплатит за смерть Элияху и всех тех, кого убил за свою жизнь. И уж если ты намерен его убрать, сделай это с гарантией — так, чтобы он нам больше неприятностей не доставлял.

— Вы готовы к осложнениям, которые могут возникнуть в связи с его ликвидацией?

— Если операция будет как следует спланирована и проведена, никаких осложнений не последует.

— Палестинские лидеры и их друзья в Вашингтоне и Европе вряд ли благожелательно отреагируют на убийство — пусть даже это будет убийство Тарика.

— В таком случае не оставляй следов. И пусть твои парни не попадают в плен, как это случилось с теми чертовыми недоучками, которых послали в Амман. Как только я подпишу приказ, операция будет находиться исключительно в твоем ведении. Избавься от этого типа любым способом, который покажется тебе приемлемым, — только избавься от него. Народ Израиля не позволит мне подписать мирное соглашение с Арафатом, если Тарик и ему подобные будут разгуливать на свободе, убивая наших граждан.

— Чтобы система пришла в движение, мне потребуется соответствующий документ за вашей подписью.

— Ты получишь его в конце дня.

— Благодарю вас, премьер-министр.

— Итак, что ты надумал в связи с этим делом?

— Я полагал, у вас нет намерений как-либо в него вмешиваться.

— Я просто хочу знать, кого ты собираешься задействовать в этом деле. Сомневаюсь, что это можно расценивать как вмешательство.

— Я собирался подключить к этой операции Аллона.

— Габриеля Аллона? Мне представлялось, что после Вены он ушел из офиса.

Шамрон пожал плечами. Такого рода обстоятельства не являлись препятствием к исполнению своего долга для людей вроде Аллона.

— У нас давно уже не было подобного дела. А если и были, наши сотрудники имели обыкновение их заваливать. Впрочем, у меня есть еще одна причина, чтобы привлечь к этой операции Аллона. Тарик в основном действует в Европе. Аллон же хорошо изучил этот континент и знает, как добиться там успеха и при этом не наследить.

— Где он сейчас?

— Насколько я знаю, в последнее время живет где-то в Англии.

Премьер-министр покривил губы в улыбке.

— У меня такое впечатление, что тебе будет легче разыскать Тарика, нежели Аллона.

— Не беспокойтесь, я найду Аллона, а он найдет Тарика. — Шамрон с видом завзятого фаталиста посмотрел на премьера. — И тогда дело будет сделано.

Самос. Греция

Паром из Турции опаздывал на двенадцать часов из-за сильного волнения в проливе. Тарик не любил плавать на морских или речных судах — его пугал водный простор, не предоставлявший возможности для быстрого исчезновения. Он стоял на носу, подняв воротник, чтобы защититься от ночного ветра, и ждал, когда паром подойдет к Самосу. Впереди вырисовывались освещенные лунным светом вершины двух самых высоких на острове гор: Ампелос на переднем плане и Керкис — на заднем.

В течение пяти дней, прошедших после убийства посла, он целеустремленно двигался на юг Европы, меняя паспорта и внося некоторые изменения в свою внешность. Шесть раз он менял автомобили. Последнюю машину — темно-зеленый микроавтобус «вольво» — он оставил на стоянке около морского вокзала в Кусадаси, на турецкой стороне пролива. Позже эту машину должен был забрать агент из его организации.

За время этой одиссеи он соблазнил трех женщин: официантку в Мюнхене, парикмахершу в Бухаресте и владелицу маленькой гостиницы в Софии. Каждой из них он рассказал о себе различные истории. Так, немке он поведал, что является итальянским фабрикантом тканей и едет в Париж по делу. Румынке сказал, что он египетский торговец, который надеется сделать кое-какой бизнес на Украине. Хозяйке болгарской гостиницы он отрекомендовался французом с состоятельными родителями, который в свое удовольствие путешествует по свету и читает книги по философии. Даже любовью он занимался с ними по-разному. Немку он слегка отшлепал и никакого стремления к удовлетворению ее сексуального чувства не проявлял. Румынке он, напротив, доставил множество оргазмов и подарил золотой браслет. Болгарка была темноволосой девушкой с оливкового оттенка кожей. Она напоминала ему палестинских женщин. Занимаясь любовью всю ночь, они угомонились только под утро, когда болгарке надо было собираться на работу. Когда она ушла, он испытал чувство легкой элегической грусти.

Наконец паром вошел в защищенную от волн бухту и пришвартовался. Тарик сошел на берег и направился к ярко освещенной таверне. Как и было обещано, на парковочной площадке у заведения стоял темно-синий мотороллер с треснутым зеркальцем заднего вида. Ключ от этого мотороллера лежал у него в кармане. Тарик пристегнул свою дорожную сумку к багажнику и завел мотор. Несколько секунд спустя он уже катил по узкой дороге, которая вела в горы.

Его одежда не подходила для ночной поездки на таком виде транспорта. Тонкий кожаный пиджак, низко вырезанные мокасины и черные джинсы плохо защищали от холода. Тем не менее он дал своей маленькой машине полный газ и стал на максимально возможной скорости подниматься по пологому холму, находившемуся у подножия горы Керкис. Перевалив через вершину, он поехал по склону холма, поросшему виноградником, внизу которого открывался вид на маленькую долину. За виноградниками виднелись оливковые рощи, окаймленные рядами кипарисов, чьи стройные силуэты проступали на фоне звездного неба. В воздухе пахло дымом с легким ароматом кипариса и пригорелым животным жиром: где-то неподалеку на костре жарилось мясо. Этот запах напомнил ему о Ливане. Хорошо оказаться в это время года за пределами Парижа, подумал он. Поздней осенью Париж, как никогда, скучен и сер, и ему не сравниться с Восточным Средиземноморьем.

Узкая асфальтированная дорога неожиданно сменилась глубокой заезженной грунтовой колеей. Тарик сбавил газ: глупо ехать по незнакомой разбитой дороге на большой скорости. С другой стороны, в последнее время он не раз подвергал свою жизнь бессмысленному в общем-то риску. Впервые после отъезда из Парижа он подумал об американке, но чувства сожаления или вины за содеянное не испытал. Просто было необходимо ее убрать.