Очень пьяного друга.

— По какому поводу пьянка?

— Забей, — Стромов сделал ещё глоток. — К делу это не относится. Ты принёс, что я просил?

— Да, вот последний отчёт.

Борис протянул чёрную папку, не забыв окинуть Кира осуждающим взглядом.

Тот поболтал в руке пустую бутылку, заглянул внутрь и небрежным броском отправил её под диван, где лежало уже штук десять её собратьев.

Потом махнул рукой Тихомирову:

— Сам расскажи. Только коротко.

— Ну, если коротко, — Борис присел на соседнее кресло. — У нас на руках уже сорок процентов акций Химнесса. Все куплены через подставных лиц, так что тебя никто не заподозрит. Но Андрулеску зашевелился.

— Чует, старый ублюдок, что под него копают, — губы Стромова растянулись в жестокой усмешке.

— Да, он начал что-то подозревать. Но даже если и выйдет на нас, твое имя ему ни о чем не скажет.

— А я бы хотел, чтоб сказало.

— Рано ещё.

— Рано. Надо дождаться, пока в наших руках окажется контрольный пакет акций.

— И что будет, когда это произойдёт?

— Увидишь, — усмехнувшись, Стромов нашарил у ног непочатую бутылку. — Тебе понравится.

Борис с минуту наблюдал, как тот откупорил пробку и, приложившись к горлышку, начал жадно глотать темную шипучую жидкость. Потом произнёс:

— Кир, давай на чистоту. Я твой друг. Я хочу помочь. Что ты скрываешь?

— Ты о чем? — Стромов ответил невинным взглядом.

— Не придуривайся. Я вижу: что-то случилось. И дело не в Андрулеску, не в акциях и не в твоих планах… — внезапно его осенило. — Дело в этой девчонке, ведь так? Ты с ней сегодня встречался…

Стоило только Борису вспомнить о Лике, как Стромову словно сорвало стоп-кран.

С утробным рычанием он вскочил на ноги и запустил бутылкой в сторону друга. Стеклянный снаряд пронёсся через всю комнату, заставив Бориса отпрянуть, разбился о стену и осыпался вниз стеклянным дождём.

— Помочь? — прорычал Кир, сжимая кулаки. В его глазах, налитых кровью, вспыхнула ярость. — Ты хочешь помочь? И чем же, скажи на милость?

Процедив пару ругательств, он рухнул назад на диван.

Борис пару секунд смотрел на него, потом молча прошёл к бару, взял бутылку обычной воды и налил в стакан. Все так же молча вернулся к дивану. Сунул стакан в руки Стромова.

— На вот, выпей и не ори. Говори, что случилось.

Тот послушно сделал пару глотков. Всплеск ярости исчез так же быстро, как и возник, оставив после себя сосущую пустоту. И в тишине гостиной прозвучал пьяный смех Стромова, полный горечи:

— Ты серьезно уверен, что сможешь помочь?

Борис подошёл ближе. Опустил руки на плечи друга и заставил того поднять голову. Потом тихо заговорил, выделяя каждое слово:

— Мне было десять лет, когда мой отец привёл тебя в дом и сказал, что теперь ты мой названый брат. Ты был старше на год, но выглядел в два раза младше. Испуганный мальчишка с затравленным взглядом и изуродованным лицом. Ты боялся людей, боялся света, прятался по тёмным углам. Кричал по ночам. Шарахался от каждого звука. Я обещал о тебе позаботиться. А через пять лет мы скрепили наше братство кровью, помнишь? У меня на руке до сих пор шрам.

Он повернул левую руку ладонью вверх. На загорелой коже запястья белел тонкий рубец.

— Помню, — хмыкнул Кир, глядя на шрам, — как у тебя кровища хлестала, и рана долго заживать не хотела. А на мне все за пять минут заросло.

— Потому что ты вер.

— Потому что я вер, — повторил Кир, как заведенный. — А ты человек.

— Я твой брат. И я всегда буду на твоей стороне, что бы ты ни затеял. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что так поступают братья. — Борис замолк на секунду, а потом, хлопнув Стромова по плечам, совсем другим голосом произнёс: — Так что хватит этих бабских истерик, давай выкладывай, что там случилось.

Кир медленно снял с плеч руки друга. Встал, пошатываясь, и с досадой чувствуя, как быстро выветривается хмель. Теперь он возвышался над Тихомировым на целую голову.

— Я столько лет пытался стать человеком, — начал Стромов, поморщившись. — Но ты верно заметил: я — вер. Это моя сущность и моё проклятье, и сегодня я это понял, как никогда.

Пошарив в кармане, он достал смятую салфетку, ту самую, на которой дочь Андрулеску записала свой телефон, и поднес её к носу. Шумно втянул в себя запах бумаги.

Она все ещё хранила чувственный аромат девушки, теребившей её в руках.

Пива, пусть и крепкого, оказалось совсем не достаточно, чтобы его заглушить.

Её запах.

Запах истинной пары, ставший одновременно и приговором, и палачом.

В тот же миг зрачки Стромова резко сузились, превращаясь в два тонких серпика. А внутри, глубоко в подсознании, заворочался Зверь, напоминая о своем существовании.

— Чёрт, только не говори, что я правильно понял… — прошептал Борис, изумленно глядя на друга.

— Если бы я мог это предугадать, — Кир невесело усмехнулся, — если бы мог изменить…

Стиснув в кулаке измочаленную салфетку, он с шумом втянул её запах.

— И… что теперь? Ты все отменишь?

— Нет! — в глазах Кира блеснула сталь. — Я столько лет шёл к этому. Ничто не помешает мне насладиться местью.

В словах Кирилла было столько холода, что Борис не стал спорить.

Пожав плечами, он принес из бара бутылку виски. Ни слова не говоря, разлил по стаканам и один протянул Кириллу. Тот залпом опрокинул в себя адскую смесь, и она скользнула внутрь жидким огнём, обжигая гортань.

— У тебя глаза изменились, ты знаешь? — произнёс Тихомиров, вглядываясь в лицо друга.

Стромов кивнул.

— Понял уже. Хорошо, что я никогда не выхожу из дома без линз. Иначе бы меня уже пристрелил какой-нибудь верофоб.

— Здесь, на Тайре, тебе нужно быть вдвойне осторожным. А теперь и втройне. Или наш план полетит к чертям.

Мрачно усмехнувшись, Кирилл налил себе ещё одну порцию виски.

— За это не переживай.

* * *

Финансовый отчёт за последние полгода уже лежал на столе, когда Антуан вернулся домой.

Хмурый и недовольный, глава Химнесса мрачной тенью прошёл мимо притихших слуг и, приказав никого не впускать, закрылся в своем кабинете.

Первым делом проверил почту. Но Лика так и не открыла письмо. Ни одно, ни второе, ни третье. Ни сотни тех, что он присылал ей раньше.

Такая же упертая, как её мать, чёрт бы побрал эту бабу!