А через три дня Александр ехал в аэропорт Гонолулу, направляясь в обратный путь, в Москву. Не без оснований полагая, что отпуск проведен превосходно и ярко.

В качестве сувенира он увозил с собой две из найденных на острове пластин; по одной оставили себе Анджела и Браун. Ракитин сожалел, что так и не нашел время для видеосъемки на загадочном клочке суши, полагая, что, расскажи он жене о своем приключении, вряд ли она ему поверит.

Мыслями он уже давно был в Москве, безрадостно представляя себе привычную рутину, в которую ему поневоле придется вновь окунуться. И которая, что тут поделаешь, составляет его жизнь.

Волшебный же сон, именовавшийся Гавайскими островами, закончился. И, как он полагал, навсегда.

Он стиснул в прощальном рукопожатии кисть Мертона, оглянувшись растерянно на суету аэровокзала.

– Я вам очень благодарен, мистер Браун, – произнес, испытывая раскаяние от прошлых своих подозрений в отношении этого человека. – И вы даже не представляете себе, насколько я вам благодарен…

Невыспавшийся, с гудевшей головой и ломотой во всем теле от многочасового перелета через два материка и океан, трех самолетов и, наконец, виски, которое ему настырно подливали стюардессы, Ракитин как в тумане прошел паспортный контроль и таможню, безуспешно высматривая в толпе тестя, обещавшегося его встретить. Никого не было – видимо, случилась накладочка…

У Ракитина оставалось около двадцати долларов; мафиозного вида шоферишки, усердно навязывающие свои услуги, менее чем за полсотни ехать в город не соглашались, и Александру оставалось неприкаянно болтаться в зале прилета, посылая сквозь зубы куда подальше алчных водил и ломая голову, что же могло приключиться с тестем?

Купив у спекулянтов пару телефонных жетонов по доллару за штуку, он попытался дозвониться домой, но трубку никто не взял; телефон же тестя был беспросветно занят.

Прошел час, затем другой…

Ракитин, чувствуя, что валится с ног от усталости, набрал номер Гриши Семушкина – друга детства, а ныне – сослуживца.

От подобного поступка, раскрывавшего его криминальную с точки зрения служебных установок поездку за рубеж, конечно бы, стоило воздержаться, но в данном случае верх над благоразумием взяли раздражение, сонливость и коварно раскрепощающий сознание алкоголь.

– Гриша, – сказал он, расслышав в трубке голос приятеля, – выручай, я тут намертво завис…

– Где?

– Сначала скажи: ты в состоянии подскочить в аэропорт?

– Ты из отпуска?

– Нуда, да…

– Подскочу. В Домодедово?

– В Шереметьево-2.

– С чего это ты…

– Потом объясню.

– Жди, – вздохнул Григорий.

Они прибыли все вместе – тесть, жена и – Семушкин. Недоразумение прояснилось: справочная попросту сообщила неверное время прилета.

Ракитин уселся в машину Григория с желанием сгладить скользкую ситуацию, связанную как с напрасным беспокойством приятеля, так и с выплывшим фактом незаконного пересечения им, Александром, государственной границы.

– Гриша, – сказал он, глядя на обшарпанный салон «Москвича» и невольно вспоминая натуральную кожу сидений «Кадиллака» Мертона. – Я – колюсь! Был в Штатах.

– Ну, – сказал Семушкин, – класс! Только ты же преступник, жопа.

– Ты единственный, кто…

– Саня, не городи чушь. Единственный! Тоже ляпнул… И – молись, чтобы ни о чем не пронюхали наши жандармы. Но вообще… – Он завистливо крякнул. – Ты, мужик, молодцом… Молодцом! – повторил с чувством, кивнув вдумчиво. – Хоть на месяц, а выскочил-таки из клетки…

– Что, кстати, в клетке происходит? – спросил Ракитин. – Новенького?

– Имеешь в виду в стране или на службе?

– И там, и там…

– Ну, в стране ничего… такого, что бы в ней не про исходило и раньше. А на службе – да ну ее бесу во все отверстия, эту службу… – Григорий посмотрел на коробочку антирадара, висевшую на солнцезащитном козырьке. – Во, видишь, – кивнул на прибор, – с чем теперь ездим… Раньше мы кто были? КГБ, шестнадцатое управление. Ксиву гаишнику в зубы и – прости-прощай. А сейчас? Тут один тормозит меня, я ему: мол, извиняй, коллега… А он мне: какой ты, на хрен, коллега? Давай красивую бумажку веского достоинства или – оформлю тебя… связист малахольный! Ты понял? Хамы… А у меня корешок из службы внешней разведки, его тут тоже менты к ногтю придавили. Ехал под этим делом… Ты, говорят, кто? Шпион? Ну и засунь себе свой мандат, в ЦРУ им махай, там тебя сразу зауважают… Кстати. – Он сбавил скорость. – Ты там с америкашками не того… а?

– Да ты знаешь, как меня в принципе туда угораздило? – со смешком вопросил Ракитин. – Не поверишь – дуриком… Иду тут как-то по улице, и вдруг возникает передо мной благообразный такой бомжик… И говорит по-английски…

Отныне Мертон Браун каждодневно возвращался мыслями к странному острову, несшему на своем разъеденном океаном камне печать неизвестной катастрофы.

Поначалу ему казалось, что об увиденном надлежит сообщить властям, но что именно он им способен поведать? О разрушенном доме? Да кому какое дело до каких-то руин? В Америке их – миллионы! Люди уезжают, покидая не то что отдельные дома, но и целые кварталы, приходящие потом в запустение, разграбляемые, поджигаемые шпаной… Поэтому не проще ли махнуть рукой на эти развалины, забыв о них?

Вероятно, это была самая здравая идея.

Практически сразу же после отъезда Ракитина комнату русского гостя заняла супружеская пара: из Вашингтона прибыл его близкий приятель Дик Слаут с супругой.

Дик, несмотря на свое недавно отпразднованное шестидесятипятилетие, продолжал служить в ЦРУ, куда еще в конце сороковых годов его перевели из иммиграционной службы, в которой совместно с Брауном он начинал свою карьеру государственного служащего.

Ныне Дик являлся весьма влиятельным лицом в шпионском ведомстве, однако Мертон воспринимал его не более чем приятеля юности, живого свидетеля и реальную частицу того прошлого, что было их общей молодостью.

Дик – седовласый, в очках с массивной роговой оправой, в накрахмаленной рубашке и строго отутюженных брюках, разглядывал через лупу металлическую пластину, вывезенную с острова.

– Перспективная штучка… – бурчал он. – Смотри, Мертон, тут какие-то неровности на одном из краев… Это не просто неровности… Это пазы, явно. И они должны соприкасаться с адекватной системой выступов. То есть очень похоже на носитель информации. И коли это так…

– То?.. – спросил Браун напряженно.

– То надо выяснить, что там внутри… Если ты не против, давай прямо сегодня отошлем эту штучку к нам, в Лэнгли. У меня толковые ребята, они разберутся…