Думаете, на этом всё закончилось. Ага, щас. Вы бы видели, как мы из класса выходили. Построились, значит, по парам, чуть ли не за ручки взялись, и вышли все так дружненько прям. Комедия стопроцентная, точно говорю. Я по сторонам-то смотрел, остальные классы также выходили. Форменные зомбаки. Ну ладно уже, фиг с ним.

Пошли мы потом на скамейках посидеть, как обычно это делали. Побазарить там с ребятами можно было и прочей ерундой помаятся. Идем, значит, такие, уже подходим к этим скамейкам, а Димон вдруг выдает мне:

— Ты иди пока, — говорит, — а я с дамами пообщаюсь.

Ну вы слыхали? С дамами! «Вот дает», — думаю. А лицо-то, главное, у него умиротворенное такое было и, типа, довольное собой. Аж очень заехать хотелось разочек по этой морде напыщенной, а мож, и поболее.

— Ну и катись, — говорю я ему. А он хоть бы хны, даж никак не отреагировал.

Он ушел, а я там, как дурак, встал посреди коридора. Стою, короче, и не знаю, куда тут деться. Огляделся я по сторонам, и вижу, что вокруг творятся нездоровые дела, а всем как бы плевать вообще. Стоял я вот так, стоял, как истукан. Стоял, очумевал вовсю, и тут — бац — за руку меня схватила чья-то клешня, да так цепко ещё. Я аж там чуть до потолка не подскочил. Оборачиваюсь резко, смотрю — стоит девчонка прыщавая, в очках таких, с толстеной оправой. Она из параллельного класса была, хорошо в учебе шарила, но я даж имени ее не знал. Ну, и я, короче, начал выдергивать свою руку, а она словно в тисках зажата.

— Ты че делаешь? — говорю.

— Не могу прочитать, — отвечает она, как какая-то помешанная.

— Че прочитать? — спрашиваю я и высвобождаю наконец свою руку.

— Мысли и воспоминания, — говорит она так просто, типа, она всю жизнь этим занималась.

— А чей-то вдруг, ты должна их читать? — спрашиваю я скептически так очень.

— Потому что, это моя сверхспособность.

— Ну и че? Ха. Поверил я тебе. Тут в кого не ткни, у всех сверхспособность.

— Я знаю. Могу тебе доказать, что не вру.

— Ну давай, валяй, доказывай.

— Покажи мне, чьи мысли прочитать.

— Ладно, ну, вон, тот пацан, смазливый такой, среди кучи девчонок. О чем он думает? — я указываю на Димона.

— О футболе и о девушках.

«Ну ладно, в это я поверю», — сказал я себе.

— Ну ладно. А этот верзила, вон, который скачет по лестнице? — я указываю на своего младшего брата.

— О брате, которого хочет поколотить.

— Ладно, ладно, я тебе верю. А от меня тебе чё надо?

— Белую розу.

— Чё? Какую ещё розу?

— Белую, что б послезавтра ты мне её подарил.

— С чегой-то это вдруг?

— Лена сказала, — говорит она и указывает на девчину из одиннадцатого, которая сидела в окружении всяких-разных накрашенных девиц, — что если ты послезавтра утром, в раздевалке, подаришь мне белую розу, то после уроков у нас будет свидание.

— Ого, — я скорчил, типа, изумленную гримасу, — А че, Лена эта, типа, будущие видит?

— Да.

— Ну а че, если я тебя сегодня позову на свидание, хотя я этого и не хочу или, скажем, завтра, или послезавтра, но без этой белой розы, то ты че, не согласишься, что ли?

— Нет, Лена сказала, что обязательно нужна белая роза и только послезавтра.

— И ты ей веришь, типа, прям на слово?

— Конечно, я прочла у нее мысли и все теперь знаю. Так что, подаришь мне розу?

— Ага, щас, разбежался. Давай, давай. Подарю, конечно, — съязвил я, махнул рукой и пошел от нее подальше.

«Вот дает, — думаю, — Белую розу я еще ей дарить должен. Ага, конечно. Мозги, что ли, от этих сверхспособностей у всех посворачивались?»

Ну а второй урок, короче, прошел ещё хуже первого. У нас была литра. Я ее терпеть не могу. Да и, вообще, кто её любит-то? Так вот, мы рассказывали стих. Оказывается, надо было его выучить, а я-то подумал, что просто прочитать. «Ну я ж калач-то тертый, вдоль и поперек», — так я сразу и подумал. Но училка эта оказалось еще свирепее, чем та предыдущая карга усатая. Никто даже пискнуть не смел. «Что за сверхспособность такая у этих учителей?» — подумал я, глядя на своих смирных одноклассников, которых вчера тока с урока выгоняли и к директору вызывали.

В общем, вскоре дошла очередь до Колбаскина. Ну я и пошел к доске. А обычно, как было? Мне с первой парты учебник повернут, а я и читаю стих потихоньку, типа, сам выучил. Там сидели обычно Ларик и Катька. Хоть они и странные, но ребята ничего так. Ну вот, значит, выхожу я к доске и подхожу к первой парте поближе.

— Кать, поверни, — говорю ей и пальцем так дергаю, типа, давай, давай, не медли.

А они такие вдвоем зыркают на меня, словно я какая-то макака в зоопарке. Только таблички с надписью и не хватает: Макакус Колбаскинус, родом из города Зурбинск, РФ.

— Поверните, пс, пс, — я тихонько псыкаю им.

Ноль реакции. «Вот гаденыши! — думаю. — Одноклассники еще называются».

— Что молчишь, Колбаскин?

— Вспоминаю, — говорю я спокойно, а сам уже в дикой панике.

— Название хоть помнишь? — издевается училка эта надо мной.

— Конечно. Пс, пс, Ларик, Ларик.

А у него лицо, словно камень, да и сердце, видать, тоже. «Всё, попал, — думаю. — Вот шлепанцы недоделанные».

— Ладно, Колбаскин, не мучай себя. Два тебе. Неси дневник сюда.

— Пожалуйста, я сейчас посижу, повторю немного и расскажу.

— Нет, Колбаскин, четыре дня у тебя было. Давай дневник.

Прикиньте, что творят. Но это еще не все. Остальные как рассказывали, вы бы слышали. Я, честно, был в глубочайшем, беспробудном шоке. Вы представляете, Ванька, Ванька, этот юморист недоделанный, который и читать-то вслух не мог нормально, вышел и так рассказал, что сам автор этот, наверное, в гробу ему похлопал. Короче, все там получили 5 или 4 с плюсом, кроме меня, конечно. Что за жизнь-то такая?

Да, кстати, я еще одну двойку всхлопотал. Прикиньте. За то, что не смог проанализировать стих, который я не выучил. А знаете, кого спрашивали этот никчемный анализ? Колбаскина. Да. И только Колбаскина. Я ее, эту училку — седовласку кривоносую, спрашиваю:

— А почему я опять отвечаю?

А она мне в ответ:

— Потому что у тебя нет сверхспособностей и ты — обычный, — вот, что она мне сказала, да так злобно еще.

— С чего вы это взяли? — спрашиваю ее.

— Все так говорят.

— Ну и ладно, да хоть бы и так. Но где здесь логика тогда вообще, в том, что