— При всем уважении к господину Герреро, — вмешался Донован, поднимаясь с адвокатского места, — у нас тут не спор вокруг контракта, столь привычный для них с господином Спарксом. Это расследование убийства. И, как мы с вами знаем из практики подобных расследований, убитые и близкие к ним люди утрачивают право на неприкосновенность частной жизни в результате направленного против них насилия. Вы подписали несметное число ордеров на осмотр принадлежавших убитым домов, офисов, автомобилей…

В то время как Донован, постукивая по столу, продолжал перечисление, Элли перевела взгляд с его шариковой ручки «Бик» на перьевую ручку «Монблан», принадлежавшую Герреро.

— Полиция рассматривает каждый документ, проверяет каждый файл в компьютере убитого. Мы изучаем все банковские записи, телефонные звонки и оплаченные кредиткой счета. И все это в порядке вещей, ваша честь. А здесь мы только потому, что Сэм Спаркс… это Сэм Спаркс.

— Недостаток ваших доводов в том, господин Донован, что Сэм Спаркс — не жертва преступления. Убитый — Роберт Манчини.

— Спаркса также можно считать потерпевшим, ваша честь. Это его восьмимиллионная квартира подверглась нападению. Это его собственность изрешечена пулями.

— Но в постели обнаружили не его тело, — парировал судья Бэндон.

— Верно. Однако полиция предполагает, что метили именно в него.

— Вот именно. Полиция предполагает. А обычно, когда мы говорим о предположениях полиции, мы должны учитывать стандарт достаточного основания. Я не вижу достаточного основания для поисков в личных документах Сэма Спаркса.

— Вот именно, — поддакнул Герреро.

— Но, ваша честь, господин Спаркс не является подозреваемым. А если это его беспокоит, мы можем разработать соглашение о неприкосновенности, чтобы утихомирить господина Герреро.

— О неприкосновенности? — взвился Герреро. — О неприкосновенности? Вот что совсем не нужно Сэму Спарксу, так это то, чтобы какая-нибудь газетенка сообщила, будто он получил статус неприкосновенности в расследовании убийства. Полиции отлично известно, он не имеет отношения к тому, что произошло в его квартире двадцать седьмого мая. И поскольку нет опасности, что ему предъявят обвинение в связи с этими событиями, неприкосновенность ему не нужна. — Опершись руками о стол, Герреро всем телом подался вперед, чтобы усилить эффект от своих слов. — Обвинение не в силах оценить значимость общественного мнения и конфиденциальности частной информации для моего клиента. Его холдинги недвижимости имеют немалую цену, верно. Но, как мы все знаем, настоящая ценность индустрии Сэма Спаркса состоит в его деловой репутации. Тот факт, что кто-то был застрелен в его владениях — не лучшая реклама. Но если полиция действительно начнет копаться в делах Сэма Спаркса — даже как потенциальной мишени, — тогда, не успеете вы спохватиться, как начнутся пересуды о долге, профинансированном неподобающим образом, о мафии… да мало ли о чем. И, разумеется, риск утечки информации по незавершенным сделкам в наше время нельзя недооценивать.

Элли почувствовала, что порядком устала от восхвалений финансового гения Спаркса, сводившихся к единственной идее: инвестируйте в его проекты и будете в шоколаде. Она достала из сумки блокнот и от нечего делать принялась выводить в нем всякую ерунду. Ее взгляд съехал влево, где за спинами Спаркса и Герреро сидел Ник Диллон, глава так называемой службы безопасности Спаркса.

Прежде чем стать приспешником Спаркса и Манчини, Ник Диллон служил в ПУ Нью-Йорка. Затем, отработав положенный по контракту срок на частного военного подрядчика, он перешел к Спарксу. Теперь он был одним из бывших полицейских, которому посчастливилось получать пенсию от городских властей и личный чек на заработную плату. Диллон был непосредственным начальником Манчини. А также его другом.

Элли и Роган общались с Диллоном не меньше раза в неделю с тех пор, как поступил первичный вызов. Он делал все возможное, чтобы сыграть роль посредника, однако они все-таки оказались в суде. Пока Герреро излагал свои доводы, Диллон кивал, но Элли из прежних разговоров знала, что он охотно придушил бы своего босса за отказ сотрудничать с полицией. Хотелось бы ей на это посмотреть.

— Ваша честь, — запротестовал Макс. — Аргументы защиты свидетельствуют об уверенности, что любая информация, выявленная в ходе следствия, будет предана огласке. Такое предположение оскорбительно для превосходных детективов, которые отработали…

— В таком случае, давайте вернемся к детективу Хэтчер, — вмешался Герреро. — По нашим предварительным данным, за непродолжительное время службы в отделе убийств ее имя появлялось в сорока девяти газетных статьях, о чем свидетельствует поиск в «Лексис-Нексис».[7]А до этого она рассказывала в интервью СМИ типа журнала «Пипл» и программы «Дэйтлайн» на Эн-би-си о прошлом собственной семьи…

Элли вскинула голову. Диллон оглянулся, едва заметно пожав плечами. Мысль о его могучем локте, сдавливающем горло Спаркса, с каждой минутой казалась все более привлекательной.

— Подобные комментарии представителя защиты считаю неуместными, — заявил Макс.

«Полная и абсолютная чушь», — пронеслось в голове у Элли. Она продолжала черкать в блокноте, слушая голос своего парня, повысившийся на пол-октавы.

— В прошлом году она произвела два самых крупных ареста в ПУ Нью-Йорка. Полицейский крест за боевые заслуги за спасение коллеги при исполнении служебного долга. Частные интервью детектив Хэтчер давала на свой страх и риск, и лишь затем, чтобы помочь матери, живущей в Канзасе и овдовевшей, когда…

Судья Бэндон оборвал его:

— Я и сам иногда читаю «Пипл». И знаком с обстоятельствами смерти ее отца.

— Я хочу сказать, — вновь вступил Герреро, — что детектив Хэтчер сравнительно неопытна, и хотя за короткое время у нее появился неплохой послужной список, но есть у нее и желание выгодно представить себя в глазах публики. А возмутительным арестом моего клиента она продемонстрировала, что испытывает к нему личную неприязнь.

— Я не назвал бы это арестом, — возразил Макс. — Она ему надела незакрытые наручники после того, как он дважды отказался подчиниться требованию и покинуть место преступления. Как только он вышел из квартиры на лестницу, наручники были сняты, а господину Спарксу — предоставлена возможность оставаться снаружи, каковой он разумно и воспользовался. Любой другой гражданин при сходных обстоятельствах провел бы ночь в «обезьяннике».

— Вы всерьез полагаете, — прервал его судья Бэндон, — что с господином Спарксом следует обращаться как с любым рядовым гражданином?

Макс предупреждал Элли, что судья, возможно, окажется под впечатлением от присутствия Спаркса, однако она и представить себе не могла, что вот так, открыто, услышит признание в благосклонном отношении к богатым и могущественным. Она повернулась к Дженне Уолш, которая с отвращением покачала головой.