— Я здесь живу.

— Я слышал, что ты уехала, но не знал, куда именно. В Париже?

— Нет. В Париж я приехала специально, чтобы попасть на твой концерт, — зачем-то призналась я, хотя ничего предосудительного в моем поведении не было.

Светик же обрадовался так, словно получил самый дорогой подарок в мире:

— Я очень рад! Ты даже не представляешь, как я рад, Варенька! Мы сможем поужинать вместе? Ты не торопишься?

Торопиться мне было некуда, но и ужинать в его компании тоже не особенно хотелось, однако Светик настойчиво повторил:

— Конечно, мы поужинаем, я только переоденусь, не идти же в ресторан во фраке. Ты подождешь меня в фойе? Или лучше пойдем в гримерку?

— Не забывайся, Лемешинский, я не твоя поклонница, чтобы пробираться в твою гримерку. Подожду в фойе.

Светик слегка смутился, но спорить не стал:

— Да, хорошо, как скажешь. Я быстро.

Он повернулся и довольно резво побежал в кулисы. Я же пошла к выходу из зала, сопровождаемая любопытными взглядами еще не успевших покинуть помещение меломанов.

Согласившись поужинать со Светиком, я обеспечила себе несколько часов неторопливой беседы ни о чем и не с самым приятным человеком, но зато по-русски. Хотя насчет не самого приятного человека я, признаться, слукавила. Светик никогда не вызывал у меня отрицательных эмоций в плане общения. Он был умен, начитан, неплохо разбирался в людях и, помимо музыки, мог говорить практически на любую тему. Кроме того, мы довольно долго жили вместе, нас многое связывало, и пусть мы уже в разводе, но общее прошлое просто так не выбросишь.

Я вышла на крыльцо и начала рыться в клатче в поисках сигарет. Нащупав пачку, закурила, с наслаждением выпустив облачко дыма. Вечер оказался прохладным, хорошо, что я прихватила длинную шаль, которая легко трансформировалась в некое подобие кардигана — все-таки с вечерним платьем пальто смотрелось бы не очень. Светик появился спустя десять минут, в песочном джемпере и серых брюках, в руках у него был какой-то сверток, на поверку оказавшийся его светлым плащом.

— Подумал, что тебе будет холодно, — галантно накидывая его мне на плечи, сказал Светик.

Я с благодарностью посмотрела на него:

— Мне приятна твоя забота. Куда пойдем?

— Думаю, что далеко идти нет смысла, можно найти достойное место и здесь. Я неплохо знаю этот район.

— Тогда веди, — беря его под руку, согласилась я.

— Собственно, даже идти не придется, только обойдем здание. Здесь на третьем этаже прекрасное кафе, каждый сезон — новый повар, так что меню будет сюрпризом. Я узнал, сейчас у них работает один из лучших шеф-поваров Испании. Как ты на это смотришь?

— Нормально смотрю. Испанская кухня вполне подойдет.

Мы обогнули здание, поднялись на третий этаж и оказались в просторном, но уютном помещении, оформленном в бело-черно-красных тонах. Мэтр провел нас к столику под большим черно-белым панно, зажег свечу и положил тяжелые кожаные папки с меню.

— Закажи сам, — не открывая свою, попросила я. — Если, конечно, еще помнишь, что я поела бы.

— Ты могла бы обойтись и без колкостей, Варенька. Разумеется, я помню, — покладисто сказал Светик.

Пока он делал заказ, я разглядывала его, не стесняясь. За то время, что мы не виделись, Светик немного постарел и чуть обрюзг, но это не портило общей картины. Он все еще неплохо выглядел, если бы не та самая тоска в глазах, которую я увидела даже на афише.

— Как твоя молодая пассия? — поинтересовалась я, вспомнив, как однажды встретила его в компании довольно странной девицы, маниакально снимавшей каждый их шаг на видео, чтобы потом выложить в Интернет.

Светик нахмурился, как будто что-то вспоминал, а потом рассмеялся:

— Господи, о чем ты? Неужели до сих пор помнишь?

— Ту свекольную шевелюру я еще с месяц во сне видела. И лексикон… — Я закатила глаза. — Удивляюсь тебе, Светик. На что повелся-то? На молодость, длинные ноги и большую грудь?

— Не такая уж она была большая, — хмыкнул Светик. — И хватит. Расскажи лучше, как ты оказалась во Франции, почему?

Я закурила. Рассказывать длинную историю моего переезда во Францию не очень хотелось, да и ни к чему Светику знать подробности.

— Москва надоела, — небрежно сообщила я.

— Веский повод, — кивнул Светик, тоже вынимая из кармана брюк пачку сигарет. — И что здесь? Нашла частную практику?

— Ты ведь знаешь, что мой французский не настолько прекрасен, чтобы получить разрешение на практику. Именно поэтому я предаюсь блаженному безделью.

— Похоже, тебя это не очень беспокоит.

— Удивишься — я не устаю радоваться, — с сарказмом отозвалась я, отпивая из бокала белое вино, которое только что налил официант. — Оказывается, безделье — это все, о чем я так давно мечтала.

— Только вот не выглядишь ты счастливой, когда говоришь об этом, — тут же уличил Светик, и я вздохнула:

— Ты прав. Я не умею быть ничем не занятой, это, пожалуй, единственное, что мне недоступно. Зато нашлось время прочитать все, что давно хотела.

Мы умолкли. Светик докурил сигарету, тоже сделал глоток вина.

— Не спросишь про Тамару Борисовну?

— Нет. Но подозреваю, что ты и без вопроса мне сейчас о ней расскажешь.

— Нельзя так, Варя. Она не враг тебе. В сущности, у вас никого нет, кроме друг друга. Она уже немолода и не особенно здорова. Ты понимаешь, о чем я? Ведь потом будешь себя казнить, а уже ничего не исправишь.

Я внимательно посмотрела ему в глаза:

— Это ты о чем? У бабушки что-то не в порядке со здоровьем?

— Варя, ей почти девяносто. Не думаешь же ты, что она совершает утренние пробежки, правда? У нее проблемы с сердцем, она не признается, но я-то вижу. Ей стало трудно долго сидеть за роялем, я настоял на том, чтобы она сократила количество уроков у Макара. Но ты ведь ее знаешь. Через два месяца конкурс в Ницце, Тамара Борисовна настаивает, чтобы я вез Макара туда, и мне никак не удается убедить ее в том, что и без ее участия Макар будет подготовлен должным образом. Но поскольку она его первый педагог…

Я пожала плечами:

— Светик, ты ведь тоже ее знаешь. Спорить бесполезно. Может быть, ей так легче, она чувствует свою нужность, и это не дает ей слечь в постель. Ты не упорствуй.

— Да я особенно и не упорствую. Она бывает в консерватории всего два дня в неделю, остальное время проводит дома, ей, разумеется, тоскливо, а Макар все-таки вносит в ее жизнь оживление. Ничего, что я о нем говорю? — вдруг спохватился Светик, и я махнула рукой.

— Перестань. Я нормально отношусь к существованию Макара в твоей жизни, привыкла уже.

— Но все равно не можешь удержаться от колкости, да? — чуть грустно улыбнулся он.