Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скорей не грозно, а грустно нахмурившейся Людмиле неприятно всё происходящее — она любит клан, любит Совет и такое развитие событий ранит её сердце...
Рю-ют расслаблен и спокоен, он не упускает ничего, но если не случится острой необходимости, не собирается вмешиваться в разборки игроков между собой...
- ХВАТИТ! - голос Главы гранитной плитой прибивает всю атмосферу в зале, тушит агрессию и подчиняет волю. Втянувшие головы в плечи Кармелька, Юла, Дядя, Айсмен и ещё полдюжины старейшин замирают на месте, так и не добравшись до ощерившегося и наполовину вытянувшего меч из ножен Петра. Один взгляд в сторону Главы... и все они возвращаются на свои места, смущённо-виновато убирая оружие.
А Пётр... он будто не понимает, как близко он подобрался к последнему порогу, не понимает, что лишь авторитет и власть Убийцы Богов уберегли его от быстрой-беспощадной расправы. Совсем обезумевший игрок продолжает полоскать Совет, только так мешая оскорбления с дикими претензиями — для каждого старейшины у него найдётся своё особенное злое-обидное слово. Он словно обезумевший пёс, облаивающий стаю окруживших его волков, Пётр явно не задумывается о последствиях, совсем не думает, как сможет смотреть в глаза собратьям-игрокам после этого дня. Он не колеблется, называя сестру ''продажной шлюхой'', Таурохтара — ''жополизом'', Людмилу и Светлану — ''драконьими лесбухами-потаскухами'', не менее ''ласковые'' прозвища припасены и для прочих старейшин. Владеющая воином чистейшая ярость может восхитить, только вот Дримму не хочется восхищаться, поскольку за огненной яростью он чётко ощущает питающее её болото мерзкой-грязной ненависти — Пётр ненавидит клан, всех игроков вместе и каждого по отдельности, ненавидит неписей, заготовок, туземцев, ненавидит жизнь, этот мир... и себя самого. Его призывы и укоры, обрушившиеся на Совет обвинения это лишь повод выплеснуть терзающую его ТЬМУ. Дримм понимает, сжигающего себя брата Анариэль невозможно образумить или в чём-то убедить — он не повернёт назад, не пойдёт на компромисс с окончательно завладевшими им яростью-ненавистью-болью. Не понятно, что стронуло эту лавину в его объятой страданием душе... но её уже не остановить...
- Мы не пойдём походом на Русь и не дадим тебе войско для такого похода, - полные силы слова Красного Дракона обрывают поток оскорблений со стороны озверевшего игрока и ворчание постепенно теряющих терпение старейшин. - Если хочешь, то можешь выдвинуть своё предложение на ближайшем Большом совете клана, - абсолютно спокойным-ровным тоном напоминает фейри, он не смотрит на Петра, вместо этого с теплом и нежностью, с огромной жалостью глядит на не сумевшую удержать глаза на сухом месте Анариэль.
- Ах вот как...!? - и без того искажённое лицо воина совершенно перекорёживает мощная судорога. Пётр выхватывает из ножен меч и, яростно стиснув его обеими руками, резко направляет его на Главу. - Тогда я вызываю тебя на бой за власть над кланом! Слышь ты, гад ползучий... я вызываю тебя! -
- Петя одумайся! Что ты творишь? - глотающая слёзы Анариэль неловко бросается к брату, пытаясь его остановить.
- Заткнись, шлюха! - шипящие и полные презрения слова потерявшего разум игрока останавливают её не хуже гранитной стены. - Ты давно потеряла право считаться мне сестрой. - Он едва не сплёвывает, с нескрываемым отвращением глядя как Таурохтар нагоняет и обнимает застывшую-оторопевшую эльфийку. - Иди в сраку, шлюха, ты и твой трахаль! -
- Гандон! - подоспевшая Иримэ словно заслоняет собой, своим телом подругу и утешавшего её мужа. - Какой тебе ещё поединок — размечтался! Такого как ты следует прикончить словно бешеную шавку, забить сапогами, а после сбросить в помойную канаву! -
- Идиот! - не на шутку разгневанный Айнон буквально прожигает воина взглядом. - С какого перепугу ты взял, что ''Божий Суд'' может решить, кто будет лидером клана? -
- Да всё равно... плевать! Я вызываю тебя, Дракон! - похоже что Петру действительно наплевать на любые аргументы, доводы рассудка, логику, обычаи или писанные законы — кажется вся его ненависть, вся ярость сконцентрировалась в одной точке, на одной вполне конкретной личности, он истово до самозабвения и потери инстинкта самосохранения желает прикончить Убийцу Богов. Прикончить и потом... да в общем-то для него не существует потом, только здесь и сейчас, только пожирающий душу, разъедающий чувства и мысли огонь в крови. Убить Дракона!
- А не много ли хочешь, клоп?! - опередив множество возгласов похожего по смыслу содержания, вперёд выступает Айсмен. - Если так не терпится сдохнуть, то я с удовольствием тебе помогу. -
- И я! -
- Я тоже! -
- Я разотру тебя в блевотину, падаль! - со всех сторон звучат похожие возгласы, не только от мужчин, но и от женщин. Совет един в своём порыве! Потерявший обычное сонное спокойствие зло ощерившийся Миримон в ярости швыряет в Петра кубок с вином... инстинктивно отмахнувшийся воин разрубает его обнажённым клинком, кроваво-красные винные капли пятнают надетый на него доспех, бегут по лицу и волосам...
- Я принимаю вызов, - и вновь громкий-чёткий голос Главы клана моментально унимает бушующие в зале страсти. Поднявшийся с места Дримм прямо-честно смотрит в пылающие ненавистью глаза мятежного тысячника.
Убийца Богов не злится, совсем не злится на обезумевшего игрока, однако ему грустно, очень грустно от всего случившегося... А ведь Дочка его не раз предупреждала о том, что сумела увидеть во снах и в душе Петра, предупреждала, что его внутренние демоны не подлежат лечению или изгнанию, предупреждала об исходящей от него опасности. Так что Дримм знал, ЗНАЛ, но никак не мог предположить, что всё зайдёт так далеко! Его ошибка, за которую ему и только ему придётся заплатить!
- Какая глупость... - полупросебя, одними губами шепчет Глава клана, без всякой ненависти встречая пылающий взгляд Петра. Давным-давно слившийся с фейри и переродившийся человек внутри него не понаслышке знает, что такое война, КАК она может изувечить личность того, кто её пережил-пропустил через себя, тем не менее Дримму грустно осознавать, что в отличие от него далеко не все смогли воспользоваться шансом сбросить её ужасы, оставить позади её грехи и начать новую жизнь в новом теле с очистившейся и обновившейся душой. Возможно это крайне эгоистично, но он до ужаса рад, что оковы старой человеческой жизни больше не давлеют над ним. Фейри счастлив и одновременно очень