— А почему этот мост был назван Чертовым? — спросил я радушного хозяина, очень обрадованного появлением русского посетителя.

— До наших дней дошло очень любопытное предание по этому поводу, — охотно ответил он мне.

Жители расположенного на плоскогорье в двух километрах отсюда села Андерматт очень скептически отнеслись в те незапамятные времена, к возможности постройки моста в таких трудных природных условиях, а потому всячески отговаривали архитектора заняться этим рискованным делом. Но тогдашний предприниматель оказался человеком столь же настойчивым, сколь и упрямым: он не пожелал последовать добрым советам горожан и начал работы. Тогда народная молва обвинила его, что, в целях успешности работ, ему пришлось заключить пакт с чертом, по которому этому алчному исчадию ада, за оказываемое содействие, полагалась душа первого перешедшего через мост. Мост был закончен.

— Ну и что ж? — спросил я.

Мой собеседник засмеялся.

— Строитель договор выполнил: но он пустил по мосту в первую очередь… собаку. Ха! Ха!

Рассмеялся и я. Как в таких случаях и полагается, по твердо установившейся традиции, незадачливого черта хитроумный архитектор надул без малейшего труда, использовав, однако, предоставленную ему по договору дьявольскую силу…

Не так страшен черт, как его малюют: прошел ведь и Суворов со своими чудо-богатырями чертово ущелье…

Должны преодолеть и мы, праправнуки чудо-богатырей, дьявольское наважденье, каменными, холодными тисками зажавшее наше отечество…

Мы — русские, с нами Бог!

Швейцария, 1950 г.

«Часовой» (Брюссель), июнь 1951, № 309, с. 9

Новое на Чертовом мосту

Ветер стремительно дул в ущелье, обдавая брызгами раздувшегося от дождя потока дорогу и проезжающие автомобили. Я поставил машину в знакомом месте на расширении дороги и отправился еще раз осмотреть местность, вернее, отвесные скалы, где в 1799 году прошли с боем сподвижники, чудо-богатыри, графа Рымникского, свет. князя Италийского, генералиссимуса Суворова.

Павшим на поле брани, Императорское правительство в 1899 г, велело высечь на склоне скалы Крест — памятник с соответствующей надписью. Каково же было мое удивление, когда вместо извилистой дороги и моста, по которому надо было проезжать над остатками старинного моста, на котором шел в 1799 г. бой и где были совершены незабываемые подвиги русскими войсками, я увидел переброшенный над ущельем, и в то же время над обоими прежними мостами, длинный и широкий каменный мост, чудо современной техники, позволяющий автомобилям проезжать сквозь специально пробитый через скалу широкий туннель… Наличие нового моста еще более уменьшало таинственность и необычайность мрачного ущелья, но зато позволило еще более отчетливо видеть, как отвесную скалу, по которой сползли с боем российские чудо-богатыри, так и высеченный в ней Крест-памятник. И, может быть, контраст между современной техникой столь смело переброшенного моста и голой скалы, по которой требовалось спуститься суворовским войскам, еще более оттеняет тот необыкновенный подвиг, который был совершен русскими, детьми степей и лесов, непривыкшими к горной швейцарской местности, но всё преодолевшими под водительством гениального полководца.

Но грустно сжимается сердце при виде Креста-памятника. Через пласты скалы просачивается вода, а из мелких трещин пробивается сорная трава, то и другое грозящее разрушением памятника. Гигантские бронзовые буквы надписи, некогда позолоченные, покрашены теперь желтой масляной краской[219], дабы надпись можно было бы еще прочитать, что теперь стало еще легче, находясь на новом мосту.

Печальный, заброшенный вид этого дорогого для сердца каждого россиянина Памятника русской славы, является наглядным свидетелем лживости советской пропаганды и ее неискренности. В самом деле, она использовала Суворова для своих целей, учредила в его честь орден, но совершенно пренебрегла вещественным доказательством подвига русских чудо-богатырей.

Русская эмиграция, к сожалению, лишена сейчас возможности позаботиться об этом памятнике российской славы. Остается только твердо надеяться, что Новая Россия, освободившаяся от марксистских пут, обратит внимание на необходимость его реставрации[220]. Очистив себя самое от сорной травы, она сделает то же с суворовским Крестом.

Сен-Готард, 1956

«Часовой» (Брюссель), декабрь 1956, № 371, с. 9

Сцилла и Харибда

На коломяжском ипподроме в Санкт-Петербурге многочисленная толпа бурными овациями приветствовала русских летчиков, пионеров авиации, поднимавшихся на примитивных аппаратах тяжелее воздуха и пролетавших огромную дистанцию около одной версты, чтобы вновь более или менее удачно приземлиться. Это было уже так давно, хотя еще и в памяти очевидцев, если принять во внимание, совершенно невероятные успехи авиации, обслуживающей в наши дни межконтинентальное пассажирское сообщение своими летающими вагонами.

Эти мысли и воспоминания пришли мне на ум по ассоциации, когда я подъехал в Мессинском проливе к итальянской деревушке, носящей и по сей день столь известное название Сцилла, в итальянском произношении — Шилла. За тысячелетия не изменилось ее имя, но всё мистическое, с ней связанное, безвозвратно кануло в прошлое. И, действительно, представлялся нам, по традиции, узкий и бурный пролив средь отвесных берегов, с сильным течением между итальянским континентом и Сицилией, чуть ли не в постоянном тумане, мрачной морской стихией.

Увидел же я сравнительно отлогий берег и прозаическую картину мирного пролива, а там, где должна была бы быть не менее знаменитая Харибда, — высокое сооружение, вроде парижской Эйфелевой башни, служащая опорой электрических проводов, доставляющих энергию, производимую в Калабрии белым углем, то есть водопадами. Два парохода беспрестанно циркулируют между этими берегами, перевозя целые железнодорожные составы и сотни автомобилей.

С некоторой дозой изумления, хотя я давно перестал испытывать чувство удивления, я заметил немалое количество железнодорожных путешественников, даже не вылезших из своего вагона, чтобы посмотреть на знаменитые Сциллу и Харибду. Времена меняются, и мы меняемся с ними, как говорили еще древние римляне. А какие тогда, в сущности, бывали перемены? Ничего они тогда не изобрели, ни электричества, ни авиации, ни огнестрельного оружия, если уж что-нибудь и перечислить, ни даже марксизма! А всё же изменялись в застое медленно текущей жизни. Другое дело, в наши дни, когда даже время потеряло самое значение времени, когда сидя в кресле, в любой точке земного шара, можно слушать человеческую речь, или музыку, звучащие под вами на противоположном конце земли, на другом континенте и в другом климате.

На днях удалось мне попасть в Швейцарию на дорогой для каждого русского сердца Чертов мост, где суворовские чудо-богатыри стязали вечную славу русскому оружию. С изумлением увидел я, что всего лишь за краткий годичный срок был переброшен над знаменитым ущельем новый каменный мост в сотню метров длиной, а под ним сиротливо ютился прежний шоссейный мост, по которому я неоднократно проезжал на автомобиле, а еще ниже, по обе стороны горного потока, с трудом можно