город еще утешение сладкое жизни

Тем, что родился здесь муж с многоопытным сердцем, который

Все объяснил нам в речах, исходящих из уст справедливых,

Слава которого в силу божественных стольких открытий

Между людьми и по смерти возносится к дряхлому небу.

Муж этот видел, что смертным почти предоставлено было

Нужное все, чего требует опыт для их пропитанья,

Все, чем могли бы достаточно целость поддерживать жизни;

Видел, что люди, могуществом славы, почета, богатства

Столь изобилуя, славою доброй детей возвышаясь,

Все ж тем не менее в сердце своем ощущают тревогу,

И беспокойным исканьем их дух угнетается вечно.

Он понимал, что сосуд этих бедствий – в самом человеке

И что все радости, кои снаружи в него протекают,

Портятся тотчас внутри по причине его же пороков:

Частью на том основаньи, что сам-то сосуд продырявлен

И никакими судьбами его невозможно наполнить,

Частью же в силу того, что, вовнутрь попадая сосуда,

Все принимает тотчас отвратительный запах какой-то.

Так справедливою речью своею сердца он очистил

И положил он пределы для жадности и для боязни.

Высшее благо он нам разъяснил, куда должно стремиться,

И вместе с тем показал к нему путь по тропинке короткой,

Чтоб подвигаться могли мы в прямом направленьи к блаженству.

Он указал также то, что является адом в этом мире,

Или из самой природы вещей вытекая различно,

Или рождаясь в природе случайно под разным влияньем;

И указал, чрез какие врата можем зла мы избегнуть.

Он доказал нам, что род человеческий большею частью

Тщетно вздымает в груди своей волны тревог и страданий.

Так как, подобно детям, что дрожат и вещей всех боятся

В мраке ночном, и мы также страшимся иного при свете.

А между тем ничего нет, чего нужно больше бояться,

Нежели вымыслов, ночью детей напугать лишь способных.

Ныне не стрелами яркими дня и не солнца лучами

Надо рассеивать ужасы и помрачение духа,

Но изучением и толкованьем законов природы.

А потому тем усерднее речь досказать попытаюсь.

Как уже сказано, все мирозданье подвержено смерти,

Небо из тел состоит, получивших начало рожденьем.

И разлагается все, что есть в небе и что непременно

Быть там должно. Ныне выслушай то, что сказать мне осталось.

Раз поощряет надежда меня, что взойти нам удастся

На колесницу победную, бури должны все утихнуть;

Снова должно водвориться спокойствие полное всюду.

Все, что свершается здесь, на земле и на небе, порою

Смертных в испуг повергает пред грозной божественной властью

Вследствие свойственных им колебаний и робости духа

И с подавляющей силой к земле их гнетет, потому что

Склонны они по невежеству происхожденье вещей всех

К власти богов относить, предоставив им править всем миром.

Люди приписывать склонны божественной воле те вещи,

В коих не могут рассудком своим доискаться причины.

Даже и те, кои правильно мыслят, что боги проводят

Жизнь беззаботно свою, возвращаются вновь к суеверьям

Древних религий и власть допускают жестоких тиранов

В пору, когда их дивит мирового порядка причина,

А особливо явления те, что у них происходят

Над головою в пределах эфирных. Несчастные верят,

Что всемогущи их боги. Не знают они, что возможно

В мире и что невозможно и чем ограничены свойства

В каждом предмете, какие с ним связаны высшие цели.

И еще больше те люди средь мрака блуждать начинают.

Если ты этого не устранишь, не отвергнешь рассудком,

То и святыня богов пред тобою предстанет нередко

Чуждою всякого мира и в виде совсем недостойном.

Не потому, что ты можешь вредить высшей славе бессмертных,

Из-за чего б они в гневе жестоко тебя наказали;

Нет, потому что ты сам о богах безмятежных и мирных

Вымыслил, будто вскипают в них волны великие гнева.

Ты не приступишь ко храмам богов с умилением сердца;

Не удостоишься ты и того, чтоб спокойным рассудком

Образы те воспринять, что от тела богов истекают

В ум человеческий как провозвестники божеских ликов.

Можешь отсюда понять, как последует жизнь твоя дальше.

Чтоб рассуждением верным могли от себя отклонить мы

Все суеверья такие, сказал я уж многое раньше, но

Многое все ж остается, что должен облечь я стихами

Гладкими. Должен воспеть я причину грозы, силу грома;

Бури я должен воспеть и блестящие молнии в небе:

Как они действуют и от причины какой возникают, —

Чтоб не дрожал ты в безумьи пред небом, растерзанным в клочья.

Не понимая: откуда летучий огонь появился,

По направленью какому проносится, как проникает

В зданья закрытые и, разразившись там, вон вылетает.

Люди не могут постигнуть причины подобных явлений,

И им сдается, что это по воле богов происходит.

Ты, Каллиопа, искусная муза, услада бессмертных,

Отдохновенье людей, укажи мне стезю, по которой

Должно идти, чтоб намеченной воли достигнуть,

Чтобы хвалебный венок заслужить под твоим руководством!

Прежде всего потрясается небо лазурное громом

В силу того, что, по верхним слоям небосвода летая,

Тучи эфирные борются с ветром, текущим навстречу.

Ведь из безоблачной части небес не исходят к нам звуки;

Там же, напротив, где тучи скопляются в массу густую,

Шумно раскаты великие грома порой раздаются.

Тучи к тому же не могут сравняться по плотности массы

С грузными камнями или же с деревом, а в то же время

И не настолько нежны, как клубящийся дым и туманы,

Иначе вследствие тяжести вниз они пали б, как камни,

Или как дым не могли бы на месте одном удержаться

И не могли б содержать в себе снег и скопление града.

Тучи те звук издают над широкой поверхностью мира,

Вроде того, как протянутый парус над пышным театром

Шум издает, когда бьется подчас