— Это было бы очень здорово, — ответил Свобода.

Он снял лабораторный халат и повесил в шкаф. Почему он не оставил халат в лаборатории? Да потому, что мужчины не меньше женщин любят демонстрировать престижные аксессуары. Просто они в этом не признаются.

— Похоже, ты хорошо выспалась. А что ты сейчас делаешь? — спросил Мартин.

— Изучаю «Санчез Алюминий», — ответила я. — Мне надо придумать какой–то способ прикрыть это производство. В данный момент это наша единственная надежда.

Он уселся на кровать позади меня:

— Ты уверена, что тебе стоит с ними связываться?

— А что они еще могут сделать? Убить меня дважды? Они и так уже за мной гоняются.

Свобода глянул на экран:

— Это схема процесса плавки, который они используют?

— Да, называется «Кембриджский способ ФФЧ».

Он сразу заинтересовался:

— Звучит круто.

Ну еще бы. Это как раз в его духе. Свобода наклонился поближе к экрану, который показывал химические процессы, происходящие на каждом этапе плавки:

— Я слышал об этом процессе, но в детали не вникал.

— Комбайн теперь тщательно охраняют, — сказала я, — так что мне придется заняться самим цехом.

— У тебя уже есть какой–то план?

— Да, самое начало плана, — ответила я, — но придется сделать кое–что, что я просто ненавижу делать.

— Да? И что же?

— Попросить помощи.

Он раскинул руки:

— Вот он я к твоим услугам. Сделаю все, что захочешь.

— Спасибо, дружище, я воспользуюсь твоим предложением.

— Не называй меня «дружище», — проворчал Свобода.

— Хорошо, не буду, — неуверенно сказала я. — А почему?

— Тебе явно нужно научиться обращению с мужчинами, — ответил он. — Надо будет как–нибудь дать тебе пару уроков.

Я уже четвертый раз нажимала на кнопку звонка. Я знала, что она дома, просто не хочет отвечать.

Главный вход в поместье Ландвика был почти завален цветами от друзей и сочувствующих. Большинство цветов были искусственные, но несколько полуувядших букетов красноречиво свидетельствовали, насколько богаты некоторые друзья Тренда.

Вот уж никогда не думала, что мне будет не хватать хмурой физиономии Ирины, но я почувствовала внезапную печаль при мысли, что кто–то другой, а не она, откроет мне дверь. Хотя похоже было, что мне вообще никто не откроет.

Я постучала по двери:

— Лене! Это Джаз! Я знаю, что сейчас не самое подходящее время, но нам нужно поговорить.

Я подождала еще немного и уже была готова сдаться, когда замок внезапно щелкнул и дверь открылась. Это можно было считать приглашением, большего я ожидать не могла. Я перешагнула через букеты и вошла внутрь.

В холле было пусто и темно. Только из гостиной пробивался слабый свет.

На стене виднелись бледные круги — видимо, после обведенных полицией брызг крови. Сами следы крови уже исчезли. Скорее всего, после того как Руди и док Рассел закончили осмотр места происшествия, сюда приходила бригада профессиональных уборщиков.

Я прошла в гостиную, где тоже все было совсем по–другому. Мебель сдвинута к стенам, а некогда украшавший пол огромный персидский ковер исчез. Похоже, некоторые пятна отчистить невозможно.

Лене сидела в полумраке, забившись в угол кушетки. Как любая богатая молодая девушка, обычно она тщательно одевалась и красилась. Но сегодня она была ненакрашена, на ней был простой спортивный костюм, футболка, а волосы были убраны в небрежный «хвост», классический признак полнейшего безразличия к своей внешности. Ее костыли лежали на полу.

Лене застывшим взглядом смотрела на мужские наручные часы, которые держала в руках.

— Эй, привет, — сказала я тем идиотским голосом, которым люди обычно разговаривают с теми, кто испытывает глубокое горе. — Как ты?

— Это Патек Филипп[40], — тихо произнесла она. — Лучшие часовые мастера на Земле. Хронограф, автоподзавод, временные зоны — тут есть абсолютно все функции. Отец всегда хотел все самое лучшее.

Я села рядом с ней.

— Отец специально заказал нужные измерения лучшим женевским мастерам, — продолжала Лене. — Им пришлось заменить сектор автоподзавода на вольфрамовый, чтобы он смог работать при лунной силе тяжести.

Она наклонилась поближе и показала на циферблат часов:

— Указатель лунных фаз заменили на указатель фаз Земли. Это было довольно сложно, потому что фазы Земли идут в обратном порядке. Они даже указатель временной зоны заменили с «Найроби» на «Артемиду».

Лене надела часы на руку:

— Но они слишком велики для меня. Я никогда не смогу их носить.

Она опустила руку, часы соскользнули и упали на кушетку. Лене всхлипнула.

Я подняла часы. Даже притом что ничего не знаю о часах, выглядели они красиво. Крохотные брильянты отмечали все цифры, кроме «12», где красовался изумруд.

— Руди арестовал убийцу, — сказала я.

— Я слышала.

— Или он всю жизнь будет гнить в норвежской тюрьме, или его казнят в России.

— Но это не вернет ни отца, ни Ирину, — ответила Лене.

Я положила руку ей на плечо:

— Мне правда очень жаль.

Она кивнула.

Я вздохнула, чтобы хоть как–то заполнить неловкое молчание:

— Лене, послушай, я не знаю, говорил ли тебе Тренд что–то о своих делах…

— Я знаю, что он нарушал закон, — ответила она. — М не все равно. Он был мой отец.

— Его убили по приказу владельцев «Санчез Алюминий».

— Синдикат «Паласио». Да, Руди мне сказал. До вчерашнего дня я даже не слышала о них.

Лене спрятала лицо в руки. Я ожидала, что она расплачется — она имела на это полное право. Но произошло нечто другое. Она повернулась ко мне и вытерла глаза:

— Это ты взорвала комбайны «Санчез Алюминий»? Тебя попросил отец?

— Да.

— А зачем?

— Он хотел взять контроль над производством алюминия — точнее, ему нужно было производство кремния. Он мог перехватить санчезовский контракт с городом, но для этого нужно было парализовать их производство.

Какое–то время Лене молча смотрела перед собой, потом кивнула:

— Это похоже на отца. Он вечно придумывал всякие схемы.

— Послушай, у меня есть одна идея, — сказала я. — Но мне понадобится твоя помощь.

— Тебе нужна помощь калеки–сироты?